Форум » Ах, Неаполь, жемчужина у моря... » Каждому положена своя цена » Ответить
Каждому положена своя цена
admin: 6 июня 1744 года, утро. Дом семейства Мезарди в Веккьо
Ответов - 39, стр:
1 2 All
admin: Вечер, на который Сильвио Мезарди возлагал столько надежд, явно не задался, оставив музыканту жалкую горсть монет (он рассчитывал на большее, глупец, рассчитывал на господскую щедрость, но, как всегда, напрасно) и чувство горького разочарования. Утешением мог бы послужить разве что перстень неизвестного синьора, но Сильвио предчувствовал, что дорогое кольцо не задержится у него надолго. Синьора Катарина была бы более великодушной с музыкантами, но, к несчастью, одна из ее приятельниц, спесивая и злоязыкая баронесса Кларио, сладким голосом поведала хозяйке палаццо о том, что юнец, игравший на скрипке на веранде, «фальшивил столь ужасно, что даже розы в вазах завяли», а девицу-скрипачку она разглядела парке в беседке, да еще с каким-то кавалером. Что сама баронесса делала в местах столь уединенных, синьора Катарина даже не удосужилась спросить. Гневливость была ее слабым местом, и, расплачиваясь по утру с Сильвио, она довольно язвительно поведала отцу семейства и главе квартета, что большего господа музыканты не заслужили, но огорчаться нечего, потому что их достойная родственница, наверняка, зарабатывает куда больше в беседках, чем за инструментом. Последние обвинение стало для Мезарди-старшего особенно обидным. «Зарабатывает? Да если бы! Опять у них неприятности из-за этой гордячки, жены покойного Паоло. Да когда ж это кончится!» Всю дорогу до Веккья Сильвио угрюмо помалкивал, и лишь дома, когда инструменты были составлены в угол, остатки пудры сгинули в старом тазу для умывания, сам синьор Мезарди в мутном зеркале изучил как следует свое бледное от усталости лицо, покрасневшие глаза и скорбно изогнувшийся от постоянных разочарований рот, он решил заняться, наконец, вразумлением невестки. Раз уж младший сын, которому тоже не мешало бы задать хорошую трепку, сгинул в неизвестном направлении, пускай Мария отдувается за обоих. Все они хороши, нахлебники. Но мальчишки были его детьми, его плотью и кровью, а жена брата – приживалкой, безродной сиротой, не принесшей в этот дом положенного за девицей приданого. Один только лишний рот. Неудивительно, что они едва сводят концы с концами. - Мария, нам нужно поговорить, - окликнул Сильвио молодую женщину. Он в мрачной задумчивости рассматривал перстень маркиза дель Боско. Если эта мерзавка вынудит вернуть украшение, вместо того, чтобы заслужить его… О-оо, он вышвырнет ее на улицу, мадонна свидетельница, пусть побирается на паперти.
Мария Мезарди: Напрасно Мария надеялась на щедрость синьоры Катарины, которая заставит ее деверя если не забыть о "знатном синьоре, который хочет засвидетельствовать свое восхищение лично", то хотя бы не очень сильно сокрушаться о возмутительном отказе невестки. Увы, угрюмость синьора Мезарди и его молчание нещадно свидетельствовали: хозяйка вечера была более чем умеренна в вознаграждении. Для Марии это не предвещало ничего хорошего. Она старалась не смотреть на Сильвио, держалась чуть в стороне, чтобы ни одно случайное движение ее, ни одно неосторожное касание не вызвало потока брани, упреков и раздражения. Объяснения с деверем, грубые, постыдные и тяжелые, хоть и стали уже почти семейным ритуалом, были не менее мучительны, чем самое первое. Может быть, сегодня его удастся избежать? Должна же усталость оказаться сильнее злости... - Вы хотите поговорить со мной сейчас? - внутри все сжалось от того, что неприятное предчувствие сбылось. Мария застыла в дверном проеме, не входила, будто Сильвио и правда мог махнуть рукой и отослать ее.
admin: - Именно сейчас, - буркнул мужчина, не оставляя невестке надежды на спасение. Нахмурившись, он разглядывал хрупкую фигурку молодой женщины, которую затянутый корсет делал еще тоньше. «И что они все в ней находят? Кожа да кости. Что могло привлечь Паоло, мудрого и степенного, что свербит всем этим вельможам…» - Мария, мы едва сводим концы с концами, - издалека начал глава семейства, пряча за спину кулак с зажатым в нем перстнем. – Ты взрослая женщина, достойная вдова моего старшего брата… Мне нужно с кем-то посоветоваться, от мальчишек никакого проку. Синьора дель Боско заплатила гроши. Она слышала, как фальшивил Альфонсо в то время… когда ты сбежала от меня бог знает куда, - желчно уточнил Сильвио, буквально буравя невестку недобрым взглядом. - Мы должны молочнику, мы должны зеленщику, мы должны портному за последний камзол Альфонсо. Мы должны всем на свете, дьявол меня побери. Посоветуй, как нам дальше жить, драгоценная моя невестка. Помянув в своей трагической прелюдии одновременно и бога, и дьявола, Мезарди замолчал, давая своей жертве высказать свои соображения прежде, чем он приступит к первому акту.
Мария Мезарди: Значит, сейчас... Мария вышла из скрывающей ее полутени дверного проема, отбрасываемой видавшей виды занавесью, и присела на краешек кресла. В утреннем свете было особенно видно, что занавесь, как ни старайся ее облагородить, больше похожа на тряпку, а обшивка кресла скоро будет напоминать паутину - о бедности можно было не говорить, она сама громко заявляла о себе. При словах Сильвио в глазах Марии стало горячо, не от слез, а от негодования, и она поспешно опустила их, чтобы не разозлить деверя. Она ни мгновения не сомневалась, о чем пойдет речь дальше: Мезарди позвал ее не ради советов. Как легко в его словах "мы должны" превращается в "ты должна", а взрослые сыновья обращаются в мальчишек. Если бы она не сбежала, а скрылась в беседке с неизвестным ей господином, синьор Сильвио простил бы ей фальшивую игру Альфонсо. - Я... можно продать мое второе платье для выступлений. Я вполне могу обойтись этим, - Мария затеребила один из белых бантиков-роз на отделке юбки, отчего он едва не оторвался. - Этого хватит на неотложные долги? А потом... я могу давать уроки... Столько знатных дам, и они меняют капризы каждый день. Кто-нибудь из них может захотеть брать уроки музыки или обучать своих детей. Играть нас приглашают вечерами, а днем... мне стоит работать днем.
admin: - Глупости, - рявкнул Сильвио, не оценив «уверток» невестки. Он полагал, что уже выслушал их достаточно. – Распродавая старые платья, не разбогатеешь. «Ну отчего, Господи, эта женщина так глупа и так упряма?!» Возможно Мезарди стоило подумать «добродетельна», но, музицируя много лет в домах вельмож, он позабыл это слово, ровно и то, что оно должно обозначать. - Уроки, ученики… Ну кто, скажи на милость, возьмет в дом молоденькую смазливую вдову, ходячее искушение… Лучше взгляни на это, Мария, - Сильвио протянул молодой женщине кольцо с рубином, на широко распахнутой, как врата ада, ладони. И утренние лучи солнца, пробивающиеся в окно комнаты, тут же рассыпались по стенам сочно-алыми бликами, отразившись от виртуозно исполненной ювелиром огранки. – Только взгляни на него. Все наши долги не стоят одного такого вот камешка. А ты, если бы только прекратила строить из себя гордячку, могла иметь много больше! Глаза Мезарди хищно сверкнули, он смотрел на драгоценность с таким вожделением, с каким давно уже не смотрел на женщин. - Синьорам, что заглядываются на тебя не так уж много надо. Знаешь, сколько времени требуется мужчине для того, чтобы удовлетворить… свое любопытство? – Желчно осведомился Сильвио, измеряя оценивающим взглядом невестку. - Какие-то несчастные четверть часа в беседке. Большего им не нужно, уверяю тебя. Или у тебя есть кто-то? – глава семейства подозрительно прищурился. – Кто-то, кто уже получает даром то, в чем ты отказываешь господам за деньги и подарки?
Мария Мезарди: - Что это? - еле слышно прошептала Мария и... поняла. - Вы взяли это как оплату, как залог, как...? - она задохнулась негодованием. Камень играл россыпью искр, он был чужд обстановке, в которую попал, но именно он казался в ней настоящим, а комната - бедной декорацией площадного спектакля. Сам Сильвио больше всего походил на жадного и хитрого венецианского старика Панталоне, только с неаполитанским говором, приличествующим больше изворотливому Ковьелло. Впрочем, изворотливости ее деверю тоже было не занимать. Мария смотрела на протянутую ладонь, не в силах отвернуться: никогда прежде цена не была столь высока и одновременно названа так прямо и бесстыдно, как и непродолжительность времени, на которую упирал Мезарди. Четверть часа - один камень. Ни мгновением больше... - Синьор, я живу в этом доме и не могу отказывать вам во многом. В очень многом. Но вы, - Мария проглотила комок, сдавивший горло, и твердо закончила, - вы все время предпочитаете требовать от меня невозможного, - она оттолкнула от себя протянутую руку деверя. - Вы не слышите меня. И не надо обвинять неведомого кого-то, - она брезгливо поморщилась. - Это вы думаете, что он должен быть.
admin: - Боже всемогущий! Оттолкнутую руку нужно был куда-то деть, и Сильвио, картинным жестом трагического актера, воздел ее к небесам. - Только взгляните на эту черную неблагодарность! Невозможного, вы слышали, невозможного!!! То, на чем вертится весь белый свет, эта дуреха из приюта называет невозможным! Да сама-то ты как появилась на свет, красавица моя? Уж не в грехе ли?! То, что роскошный рубин не оказал на его невестку такого же магического действия, как на него самого, привело Мезарди в неописуемую ярость. «Неужели кольцо все же придется вернуть? Господи, только не это, пожалей мои ранние седины, вразуми упрямицу!» - Да где б ты была, если б не мой добрый брат? - брызгая слюной, вопрошал взбешенный деверь. – До гробовой доски в Оспедале делла Пиета на хлебе и воде! Ни приданого у тебя не было, ни даже честного имени. И где бы ты была, если бы не я?! Сильвио замолчал, но не потому, что ему нечего было сказать. Он переводил дух. - Подумать только, унижаться перед сопляками, которых природа от рождения обделила голосом и слухом, она согласна, - елейно продолжил он. - Жить в нищете, терпеть плевки и упреки – сколько угодно. А выпить дорогого вина, поужинать трюфелями и паштетами, а потом насладиться ласками богатого мужчины – это невозможно, и все тут!
Мария Мезарди: - Я ценю доброту вашего брата, но неужели благодарность моя должна быть столь чудовищной? - Мария с ужасом смотрела на Сильвио. Туман, скрывающий от тебя тайну твоего рождения, воспитание в приюте и постоянная зависимость от чьего-то каприза, что может обернуться как нежданным благодетельством, так и наоборот - ко всему этому Мария была приучена и смирилась так же, как со сменой времен года или пылающим неаполитанским солнцем. Всю жизнь быть у кого-то на виду... Но телом своим пока располагала только она, и сама мысль, что может быть как-то иначе, внушала священный ужас. Если она согласится, то что тогда ей останется? Владеть ею будут какие-то равнодушные "богатые мужчины" и собственный деверь и племянники, для которых она станет удобным источником дохода, не зависящим от того, как сыграет в этот вечер Альфонсо и будет ли хорошим настроением у синьоры, устраивающей прием. - Но разве хорошее вино и богатое угощение стоят такого унижения? Что стоят перед ним даже десять невыносимых учеников без слуха и голоса? Унижаться перед ними не грех, тогда как там...
admin: - А там… что? Мария начала задавать вопросы, и Сильвио счел это хорошим знаком. Вопросы – это уже не категорическое «нет», это сомнения. Все же рубин действует, даже на эту разыгрывающую из себя оскорбленную добродетель глупышку. - Разве мужское восхищение унизительно? Какая глупость. Разве умение угодить мужчинам не возносит женщину на недосягаемую высоту? Разве у вас в Венеции мало куртизанок, слава о которых гремела по всему миру. Поэтессы, художницы, красавицы они не гнушались, между прочим, плотской любви и не брезговали дорогими подарками от своих поклонников, и что же? К их ногам падали даже короли… Мезарди щедро демонстрировал невестке остатки полученного когда-то образования. - Девочка моя, мне жаль, что ты попусту потратишь свою молодость, - голос мужчины стал мягче, а наигранное участие, как надеялся Сильвио, выглядело почти искренним. – Вдовство – не повод похоронить себя заживо. Покойный Паоло не одобрил бы этого. Деньги же – это не только спасение от нищеты, это свобода, в том числе и от моего брюзжания, - глава семейства пустил в ход последний козырь. Обидно будет, если Мария поймет его буквально и сбежит под крылышко богатого любовника, бросив их на произвол судьбы. Но нет… Она слишком добросердечна, его милая невестка, и не выкинет подобное коленце.
Мария Мезарди: - Я не чувствую себя похороненной. Когда я играю, я живу полной жизнью, - голос Марии зазвенел, и она провела рукой по лицу, чтобы справиться со своим столь неуместным волнением. - А что предлагаете мне вы? Отдать себя и получить взамен лишь забытье... и деньги. Пожалуй, последнее слово прозвучало прозвучало несколько не так, как ей хотелось. Мария откинулась на спинку стула и закрыла лицо руками. Она не позволяла никому дотронуться до себя, и это было легко, потому что откровенные мужские взгляды не могли вызвать ничего, кроме страха и отвращения, но разве это имело какое-то отношение к аскетизму? Блеск рубина, казалось, проникал через плотно сомкнутые руки и бил в глаза, оборачивался яркими картинами... платья и ленты, изящные колечки и серьги, не простые серебряные... - Это невозможно, это не может быть надолго, - она покачала головой, не отнимая рук. - Я видела в Венеции... тех женщин, - она покраснела и еще плотнее прижала ладони к лицу. - Они не могли показать себя из-под маски, потому что лица их было обезображены болезнями. Разве это не знак греха и гибельности их пути?
admin: На последнее Сильвио даже не нашелся, что ответить. В глубине души ему было абсолютно безразлично, что станется с Марией после того, как она… уступит давлению обстоятельств и исполнит, наконец, то, что ожидает от нее деверь. Разумеется, заявить подобное в лицо своей родственнице Мезарди не мог. Во всяком случае до тех пор, пока оставалась еще надежда ее вразумить. - Надолго… Не надолго, - пробурчал мужчина, глотая очередное разочарование - Живи сегодняшним днем, Мария. Кто знает, что станется со всеми нами завтра. Болтают, что война на подходе. Что если через месяц-другой в Неаполь вступит австрийская армия? Ты такого не видала, куда тебе, и не дай бог. А только солдаты, дорогая моя, берут все сами и без спросу, особенно у хорошеньких женщин. А тебя и защитить-то будет некому. Про то, что в доме помимо слабой женщины имеется еще и трое мужчин, Сильвио в очередной раз запамятовал. Голова его была занята иным. Штурм не удался, и Мезарди в очередной раз обдумывал подробности осады, которую ему предстоит вести, сражаясь с упрямством вдовы старшего брата. Но его сбил с мысли звук открывающейся двери. - Альфонсо? – рявкнул хозяин дома, рассудив, что входить без стука может лишь тот, у кого есть ключ, следовательно, домой, наконец, явился его младший сын. – Альфонсо, это ты?
Альфонсо Мезарди: Убаюканный мерным покачиванием кареты, юный музыкант окончательно растаял, и даже угроза расплаты со стороны Пеппо не казалась ему теперь столь же ужасной, как парой часов ранее. - Я, отец, - бодро откликнулся он на хмурый голос родителя. «Что-то он не в духе, гневается, ничего, сейчас я его обрадую» - Я не один, у нас гости. Дорогие гости, батюшка, - провозгласил Альфонсо торжественно, и тут же запоздало забеспокоился о том, что синьоры могут озвучить перед Сильвио историю его карточных прегрешений. Еще рано утром юноша готов был броситься отцу в ноги, умоляя о пощаде, а еще больше о том, чтобы родитель любой ценой наскреб ему денег. Но теперь Альфонсо переменил свои намерения. - Синьор ди Фиори, синьор Скалатти, умоляю вас, не рассказывайте моему отцу о том… что случилось, - двуличный херувим вновь спекулировал своим ангельским ликом и господским великодушием. - Это известие убьет его, будьте милосердны. Я потом сам… аккуратно, в подходящий момент. Даю вам слово! Он провел двух аристократов в тесную прихожую, а оттуда в гостиную, обставленную с аскетической простотой честной бедности. Дорогими в доме Мезарди были только инструменты, а единственным достоинством обстановки – чистота, за которой следила неизбалованная помощью прислуги тетка Мария. - Вот… Так мы и живем. Видите, я вам не солгал, - печально сообщил молодой человек, нарочито стыдясь той картины, что наблюдали гости.
Раниеро ди Фиори: С каждым мгновением получая все больше удовольствия от нового знакомства, туринец удовлетворился уклончивым ответом синьора Скалатти и до самого дома семейства Мезарди ограничивался кратким пересказом светских сплетен в собственной интерпретации, не обойдя вниманием ни ворон, ни павлинов. Ди Фиори легко проникался восхищением по отношению к людям умным и наблюдательным, что не мешало ему впоследствии испытывать к этим людям как приязнь, так и ненависть, по обстоятельствам. Ненавидеть сына блистательной Венеции у него не было ни малейшего повода, так что и без того солнечное утро, подпорченное головной болью от бессонной ночи, приобретало все более приятные черты, хотя тема для разговоров и оказалась неожиданно узкой. Дом Мезарди Раниеро не поразил. Нечто подобное он и ожидал увидеть – примерно так же выглядело обиталище Рэма Бовальди до того, как сержант нашел своего командира в одном из неаполитанских игорных домов. Поразило туринца другое. Изящная красота застывшей посреди комнаты девушки. - Madonna mia! – едва слышно произнес ди Фиори себе под нос, внутренне насмехаясь и над самим собой (что поделать, Раниеро ценил красоту), и над Альфонсо с его подозрительно искренним смущением, и даже над присутствовавшим здесь же пожилым мужчиной. И мужчина, и девушка выглядели так, словно им помешали… «Помешали ссориться», уточнил ди Фиори для себя, так и не произнеся этого вслух.
admin: На лице Сильвио раздражение мешалось с недоумением, и эта странная гримаса с трудом уступала место привычной музыканту маске слащавой предупредительности. Жизненно необходимой при знакомстве с благородными синьорами. А в благородстве гостей Мезарди даже и не думал усомниться, достаточно было беглого взгляда на их камзолы, дорогие кружевные платки или хотя бы даже на чеканные эфесы их шпаг. Сердце неудавшегося сутенера екнуло, и он судорожно сжал кулак, пряча от чужих взглядов перстень. А что если… Что если кто-то их этих двоих – тот самый господин, что вчера презентовал Марии розу? Что если он, так и не дождавшись в беседке этой мерзавки, явился попытать счастья еще раз?! Сильвио живо представил, как его невестка отвешивает пощечину красавцу-аристократу на глазах его приятеля, и в животе у него похолодело. После подобного конфуза им вообще не играть в Неаполе. - Добро пожаловать, господа, - справившись с минутным столбняком, засуетился хозяин дома, указывая ди Фиори и Скалатти на потертые, но все еще устойчивые кресла и скрипучую от старости кушетку. – Все это… Немного неожиданно. Мы недавно вернулись с работы, все впопыхах… Хотите воды, то есть, ну что я говорю, вина… Вина у них, кажется, не было. Оставалось только надеяться, что в такую рань синьоры предпочитают менее крепкие напитки. - Или кофе? Мария, кофе нашим гостям!
Витторио Скалатти: Приятная, ничего не значащая беседа под мерное укачивание кареты навевала полудрему, которую он отгонял от себя, встряхивая больной головой, как норовистая лошадь. Витторио уже начал сожалеть, что отправился в дом к порочному херувиму – очевидно, что компания для откровений с синьором ди Фиори, который интересовал его все более – неподходящая, а нарочитая, вылизанная дочиста старательной женской рукой бедность жилища музыкантов – не самая приятная приправа для развлечения. Синьор Скалатти пожал плечами, недоумевая, как его занесло в эту лачугу, при свете дня производившую особенно жалкое впечатление, и уже готов был, подтвердив приглашение семейству играть на вечере – откланяться, как взгляд его остановился на той самой Марии, которой крикливый хозяин дома распоряжался с непоколебимой уверенностью старшего родственника. « Красавица-тетка, ее расхваливал мальчишка», - успел подумать венецианец, прежде, чем рассмотрел при сияющем утреннем свете тоненькую, как тростинка, девушку. Яркий, нервный румянец на нежной, светящейся коже щек, огромные глаза, трогательные девичьи ключицы, высокую грудь, прикрытую строгим белым платьем – олицетворение манящей невинности, особенно привлекательной для коллекционеров женской красоты. Синьор Скалатти сделал стойку. - Разумеется, кофе, синьор, - ироническая вежливость мелькнула в голосе Скалатти, но он даже не повернул головы в сторону хозяина, продолжая смотреть на Марию Мезарди с циничным восторгом золотоискателя, откопавшего в куче навоза алмаз размером с куриное яйцо, – и вино. Витторио водрузил на стол, прикрытый чистой старой скатертью, бутылку Лакрима Кристи, и махнул рукой столбом стоящему Альфонсо – мол, неси бокалы, мальчишка. Дьявол, в какой нищете прозябает семейство, которому одна эта красавица в состоянии обеспечить безбедное существование! - Мадонна, - в несколько шагов преодолев расстояние от стола до пылающей смущением девушки, синьор Скалатти жестом человека, которому позволено многое, поднес узкое запястье Марии к губам, и, улыбаясь, поднял глаза, - восхищен и рад знакомству.
Мария Мезарди: Слезы так и не брызнули: когда Мария наконец отняла руки от лица, чтобы увидеть выражение лица деверя, говорившего, что защитить ее некому, глаза были по-прежнему сухими. Может, она и разрыдалась бы наконец, продолжись разговор еще немного, но возвращение Альфонсо с компанией сделал это невозможным. Она и изумлением посмотрела на вошедших, чей наряд выдавал людей, далеких от тех, что могли быть друзьями или даже приятелями Альфонсо, перевела взгляд на явно смущенного и лебезящего Сильвио, на водруженную посреди стола бутылку, небрежно возвещающую своим присутствием, что гости торопиться не будут, и побледнела: уж не даритель ли кольца явился за так и не полученным вознаграждением? - Мария, - тихо ответила она, испуганно глядя то на Витторио, то на Раниеро, совершенно не представляя себе, как следует себя вести, если ее догадка правильна, а потому решив, что сбежать, хоть и ненадолго, будет самым правильным. - Я сварю кофе, - она высвободила свою руку и сделала шаг назад, к двери, но задержалась взглядом на перевязанной руке Витторио, чуть нахмурилась и спросила. - Может быть, вам нужна помощь? Чистая вода и полоска ткани у нас найдутся.
Витторио Скалатти: - Благодарю, милая синьора, - синьор Скалатти плотоядно посмотрел на спешащую прочь Марию, - с рукой все в порядке, но, если вы обладаете способностями лечить сердечные раны… я буду рад получить такую сиделку. Венецианец откровенно забавлялся, наблюдая за смущением Марии. Да не просто смущением – она боится! Что за разговор прервали они своим появлением? Витторио обвел глазами небольшую комнатку и, наконец, изволил обратить внимание на Сильвио Мезарди. - Что ж, любезный синьор Мезарди, - венецианец опустился в потертое кресло с видом дожа, посетившего сиротский приют, и кивком позволяя отцу музыкального семейства присесть напротив, - сядемте и побеседуем. Меня зовут Скалатти, Витторио Скалатти. Сегодня утром я имел удовольствие познакомиться с вашим талантливым отпрыском. След знакомства напоминал о себе редкими пульсирующими болями, но Витторио, на счастье порочного херувима, был склонен позабыть о деталях – благо, сияющая красота юной скрипачки служила для частичного беспамятства прекрасным катализатором. - … Настолько талантливым, дражайший синьор Мезарди, что я проникся его рассказами и решил… мы с синьором ди Фиори решили пригласить ваш квартет на завтрашний прием в венецианском посольстве. Наше предложение представляет для вас интерес? Насколько мог судить синьор Скалатти, за то, чтобы получить подобную работу, семейство Мезарди согласилось бы пройти босиком от Кастель Нуово до Каподимонте, но, щадя гордость прелестной пастушки, он разыграл партию работодателя, заинтересованного в музыкантах не менее, чем они в тех крохах, что получат за вечер.
admin: Сильвио сначала бросил ошарашенный взгляд на сына, потрясенный открывающимися в Альфонсо талантами. Где и по какой причуде мирозданья его отпрыск умудрился обрести расположение достойных синьоров и каким образом продемонстрировал свой талант?! Матерь божья, он выяснит это позже. Сейчас же взор Мезарди-старшего, обращенный на Витторио, увлажнился от полноты переполняющих его чувств и засиял благодарностью. - Господа, заинтересованы ли мы? О-оо, и вы еще спрашиваете! Это огромная честь для ваших покорных слуг, ваша милость. От подобной перспективы, к тому же, его невестка не осмелится отказаться. Разве это не то, чего она желала? «Когда я играю, я живу полной жизнью», скажите на милость, какая патетика. Так пусть играет, да как следует расстарается, а там уж дальше видно будет. Взгляд венецианца, адресованный минутой ранее уходящей на кухню Марии, Сильвио истолковал с проницательностью умудренного жизнью мужчины. И что именно «будет дальше», он готов был предсказать, не хуже Ностардамуса. До этого знатные господа никогда не являлись в дом Мезарди лично, чтобы договориться о концерте. Слуги, доверенные лица, иногда управляющие… Но не сами синьоры. Так что это визит… говорит о многом.
Витторио Скалатти: Искренность восторгов Сильвио Мезарди не оставляла никаких сомнений – глава семейства не склонен набивать себе цену. Следовательно, будет сговорчив и открыт любым предложениям, которые покажутся ему выгодными. Блеклые занавески, выцветшие стены, старая мебель.… И среди этой демонстрации бедственного положения семьи – нежная Мария Мезарди, изысканная и хрупкая орхидея, выросшая на задворках. Не может быть, чтобы юная красавица не тяготилась своим положением и не искала возможностей выбраться из столь красноречивой нищеты! Очаровательно пуглива, словно лань, и так же неуловима. Внимательно прислушиваясь к мелодичному звону чашек в соседней комнате за занавеской, синьор Скалатти почувствовал волнение в крови, волнение охотника, услышавшего будоражащие звуки охотничьих рожков, и... И внезапно он снова вспомнил о Патриции – Фабьо лишь успел шепнуть ему, что доставил «очаровательную спутницу синьора» к особняку графини Арнольфи, и без приключений вернулся домой. Болезненным уколом в висок прелестная синьора ди Мадильяни напомнила о своем присутствии в его жизни, и Витторио малодушно сообщил видению, что она поселилась в его сердце навечно (сиречь как минимум до новой большой любви), а скрипачка – всего лишь прихоть, такая же естественная и почти невинная, каковой считается подстереженная за взбиванием господской перины смазливая горничная. - По рукам, синьор Мезарди. Мой друг дал задаток вашему талантливому сыну, - с энтузиазмом заключил Витторио, мгновенно причисляя синьора ди Фиори к друзьям и бросая язвительный взгляд в сторону разливающего вино юного грабителя с лицом херувима, - я же с удовольствием добавлю от себя, предположим, восемь дукатов. Столько же вы получите завтра вечером. И… возможно, мы сговоримся о сольных выступлениях вашей первой скрипки, если синьора будет согласна. Посулы были более чем щедрыми. Красноречивый взгляд на появившуюся из-за занавески синьору расставил точки над i . «Итак, синьор Мезарди, подумайте, во сколько вы оцените прелести своей невестки?»
Раниеро ди Фиори: Раниеро вальяжно развалился в одном из кресел, присматриваясь и прислушиваясь. В глазах его плясало никак не меньше эскадрона чертей. Он-то знал точно, сколько денег вручил юному негодяю; предложение синьора Скалатти увеличивало задаток почти вдвое. Как устоять нищим музыкантам? Но эта девушка… Она стоит того, и даже большего. Даже странно, что до сих пор никто не обратил внимания на этот хрупкий цветок. Если бы у тетушки Альфонсо был покровитель, разве оставалась бы она в этом клоповнике! А если ее любовник настолько нищ, что не может даже купить девушке новое платье, к дьяволу такого любовника! Ди Фиори великодушно решил уступить право первенства новоявленному другу. Если ему взбредет в голову обойти Скалатти на повороте (в конце-то концов, и в этих скачках испокон веков кавалеристы куда лучше проявляли себя, чем дипломаты), у Раниеро будет такая возможность на том самом приеме в посольстве… Или после приема. Варианты соблазнения девушки Раниеро обдумывал лениво и отстраненно. Ему всегда хватало женского внимания – обеим его ипостасям. Возможность закрепить дружбу с венецианцем была несколько ценнее, чем очередная прелестница в постели. Кавалеристы хороши в бою, но когда дело доходит до заговора, без дипломата не обойтись – интриги у них в крови. Вопрос только в том, насколько сильно Скалатти считает себя обязанным и насколько хорошо он умеет молчать. Кстати… Витторио? Синьор В.? Взгляд Раниеро, до того дружелюбный и открытый, на мгновение заледенел. Это было бы слишком… Но судьба любит пошутить, и чувство юмора у нее своеобразное…
Мария Мезарди: На кухне возилась старая толстая Джулия. Она уже колдовала над джезвой: Марии хоть и приходилось заниматься хозяйством, но пальцы скрипачки никто излишнему риску не подвергал и к плите она не допускалась. Вид у служанки был недовольный. Она слышала разговор синьора Сильвио со своей невесткой, и поведение последней сильно не одобряла, на что, как считала, имела полное право - семья Мезарди была должна и ей. "Уж я бы не сомневалась", - угрюмо ворчала старуха и, увидев свое отражение, глянувшее на нее из ведра воды, едва удержалась, чтобы в него не плюнуть: слишком уж прямо оно объясняло, отчего от нее таких жертв никто не требует. Мария бесшумно перемещалась по кухне, составляя на старенький медный поднос незамысловатые чашки и - гордость семьи - неведомыми путями доставшийся Мезарди серебряный кофейник. В тишине слышались только стук посуды, сопение Джулии и голоса из комнаты, в которой расположились мужчины. Слова о сольных выступлениях Мария услышала очень хорошо. "Значит, это он", - побелевшими губами прошептала она. - Ох, - проворная, несмотря на возраст, Джулия успела подхватить падающую чашку над самым полом, - вы бы поосторожнее, синьора, у нас ведь чашек лишних нет. - Джулия, пожалуйста, - Мария умоляюще сложила руки, словно перед ней была не служанка, а хозяйка вечера, размышлявшая, платить или нет, - вынеси синьорам кофе. Скажи, что я... что мне пришлось лечь... - Простите, синьора, - старуха шмыгнула носом и отрицательно замотала головой, стараясь не встретиться с девушкой взглядом. - Но мне синьор Сильвио за это спасибо не скажет. Мария подхватила поднос, чашки на котором сразу подозрительно зазвенели, а кофейник чуть не съехал к самому краю - до ловкости ли в такой момент - сжала края, так что они врезались в ее пальцы, и, неимоверным усилием воли заставив себя собраться, медленно пошла в комнату. - Кофе, синьоры, - она слабо улыбнулась, ловко поставила поднос на стол и, опустив голову и глядя только на содержимое подноса да скатерть, только бы не встретиться ни с кем взглядом, аккуратно, словно выписывала идеальный узор, расставила приборы, лишь после этого позволив невидящим взглядом посмотреть на собравшихся мужчин и обратиться к деверю. - Мне, наверное, стоит оставить вас?
admin: - Ну что ты, Мария, - слащаво улыбнулся Сильвио, прекрасно понимая, что гостям намного приятнее смотреть на изящную молодую женщину, чем на потрепанного жизнью виолончелиста средних лет. Даже если оставить пока в стороне разговор о сольных выступлениях. - Посиди с нами, выпей кофе. Голос главы семейства был елейно-ласков. Словно и не он четверть часа назад потрясал кулаками и метал громы и молнии, упрекая дармоедку-невестку в бесталанности. - Эти достойные синьоры, поистине наши благодетели, предлагают нам завтра вечером выступить в венецианском посольстве, представляешь, Мария! Ты рада? Ты должна быть рада, ведь там ты сможешь увидеть своих соотечественников. Моя невестка, господа, родом из Венеции, - пояснил Сильвио, походу хватая девушку за локоть и почти силой усаживая рядом с собой на кушетку. - Мой покойный брат, земля ему пухом, делал инструменты для учеников синьора Вивальди. Там он и пленился красотой... этой юной грации. Я же в свою очередь пленился ее игрой. Дивная скрипка, просто дивная… Теперь Мезарди занимался именно тем, в чем заподозрил его Скалатти несколькими минутами ранее. Набивал цену своему квартету. Впрочем, нет, не квартету. Он видел, как оба мужчины, и особенно венецианец, смотрят на Марию, а значит, набивать цену стоило именно ей. - Если ты понравишься синьорам, моя милая, возможны еще выступления. Это такая щедрость! Пальцы деверя, скрытые под потертым кружевом, терзали хрупкий локоть невестки, требуя красноречивых обещаний, женского кокетства, хотя бы ласковой улыбки, - хоть чего-нибудь из арсенала извечных дамских уловок, привораживающих мужчин.
Альфонсо Мезарди: - Да, отец, - коротко подтвердил Альфонсо слова Скалатти о задатке и, - сама кротость и послушание, - протянул отцу кошель ди Фиори. – Синьоры, да хранит их Мадонна, очень добры и щедры к нам. В этот момент самообладание едва не подвело юношу, - расставаться с деньгами, какая мука. Оставалось лишь надеяться, что послушание это окупится втройне, когда они сыграют завтрашний концерт. Так же послушно он разлил вино по бокалам и устроился на стуле в углу. Кресла достались гостям, а кушетка – родителю и тетке. На которую, так или иначе, - и Альфонсо это сразу почувствовал, - было обращено внимание всех находящихся в гостиной. Мезарди-младщий наблюдал за этой комедией дель-арте блестящим взглядом входящего во вкус хищника. Привычно скрывая этот блеск под длинными, почти девичьими ресницами. «Сольные выступления… Звучит недурно. Кажется веселый синьор Витторио задумал покувыркаться всласть с его тетушкой. Или они оба не прочь? А ведь тетка Мария – такая недотрога. Уломают, или нет? И сколько предложат?» Впервые молодого человека всерьез посетила мысль, давно уже занимающая ум его отца: сколько может стоить покровительство какого-нибудь знатного вельможи их очаровательной родственнице. Быть может, им всем не придется в поте лица размахивать смычком, отрабатывая гримасу фортуны, что подбросила Альфонсо скверные карты? «А ведь она может отказаться… И откажется, а то я не знаю тетку Марию… Но ведь есть такие места, где девиц ни о чем не спрашивают…»
Витторио Скалатти: Синьор Скалатти не умел читать мысли и не был провидцем. Иначе его сильно удивили бы странные размышления Раниеро ди Фиори… Но на счастье того и другого, венецианец был пьян и увлечен, посему бросил на спасителя еще один полный признательности за понимание его маленьких слабостей взгляд, и вернулся к окучиванию свежих грядок. Направление, которое приняли мысли Альфонсо – стань они известны Витторио, тоже не рассматривалось бы им всерьез, ибо мужчине в расцвете лет и сил, обеспеченному и привлекательному, попросту не приходило в голову, что бедная скрипачка может отказать ему в том, что знатные дамы охотно предоставляли даром. И только мысли почтенного виолончелиста были так ясно написаны на потрепанном жизненными ветрами обрюзгшем лице! Витторио снисходительно улыбнулся песням Сильвио Мезарди. Старый прохвост, истинный отец своего порочного сына, синьор Мезарди – предложи ему сейчас – охотно предоставил бы невестку для приватной беседы в отдельной комнатке за двадцать дукатов! Одно запоздалое сомнение вдруг змейкой вползло в хмельную голову синьора Скалатти. Если все так лучезарно, как ему видится, почему до сих пор семья прозябает в откровенной нищете? Сильвио Мезарди не их тех, кто не станет торопиться торговать всеми достоинствами своего семейства, тем паче, если ему самому это ничего не стоит. Что-то не складывалось в этой живописной картинке, но что? - Не спешите нас покинуть, мадонна, - синьор Скалатти долгим, тягучим взглядом посмотрел на хрупкую девушку, сожалея, что красавица сидит на кушетке, а не у него на коленях – больную голову венецианца уже тревожили заманчивые фантазии, - я рад встретить соотечественницу. Смакуя сладкое крепкое вино, он внимательно разглядывал бледное лицо, достойное кисти живописца, нервные руки, и пытался понять, что же скрывается в головке этой женщины, что предпочитает вопиющую бедность продажной роскоши. Глава семейства готов отдать ее любому, кто хорошо заплатит, видимо, дело в ней? У нее кто-то есть? Вопросом, аналогичным тому, что полчаса назад пришел в голову Сильвио, задался и синьор Скалатти. Нет, он не видел в этом помехи своим планам – непорочная красавица вполне может подарить ночь любви ему, а после преспокойно пойти к любовнику, замуж или к черту, более того, он не поскупится на хороший свадебный подарок. Если она ему понравится. - Ваш племянник очень хвалил вашу игру, мадонна. Вы планируете снова выйти замуж, Мария? – в голосе его звучало ленивое любопытство богатого благодетеля, но в уголках глаз плескалась похоть.
Мария Мезарди: Мария чувствовала себя, словно неожиданно поменялась местами с товаром, предлагаемым на рынке. Впрочем, разве это действительно неожиданно? Ее деверь уже даже не пытался скрыть своих намерений или хотя бы сделать их менее прямыми. Скоро он будет прямо обращать внимание на цвет ее глаз или пышность волос. Мария тихо пискнула от того, что Сильвио в своем страстном порыве продать ее подороже стиснул ей локоть слишком сильно. Если она понравится синьорам!. Будущие концерты! Как чудесно он умеет жонглировать словами, за которыми стоит совсем не то, что говорится. Она отыскала взглядом племянника, надеясь хоть в нем увидеть нечто вроде сочувствия, но тот предпочел отсиживаться в темном углу, видимо, чтобы не мешать. Хотя почему же она на него рассчитывает? Ведь именно Альфонсо привел в дом этих синьоров. Видимо, Сильвио не пришлось ему долго объяснять, что выгодно семье Мезарди. - Альфонсо хвалил мою игру? - по губам Марии скользнула горькая улыбка, а руки, чинно сложенные на коленях, невольно сжались: слова Витторио так просто подтвердили ее догадку. - Это так... мило с его стороны. Она на мгновение закрыла глаза, представляя, как чудесно бы было вылить из чашки кофе прямо в лицо так беззастенчиво разглядывающему ее Скалатти, чей вопрос про замужество сродни изощренному издевательству, и терзающему ее локоть Сильвио, убежать из этой комнаты, разрушить намерения первого и планы второго. Конечно, ничего подобного она не сделала, только открыла глаза и тихо ответила: - Разве мне нужно стремиться замуж, синьор? - она проглотила нервный смех, желающий вырваться наружу. - Ведь семья моего покойного мужа так добра ко мне.
Витторио Скалатти: - Разве Альфонсо говорил неправду, синьора? – вкрадчиво спросил Витторио, допивая вино и отставляя в сторону пустой бокал, - мне кажется, ваш племянник не то, что не преувеличил, а, скорее, не описал все ваши достоинства. Мне не терпится послушать в вашем исполнении «Времена года», мадонна. «Мне не терпится сыграть с вами в иную игру, мадонна». Она сидела нарочито прямо, тонкие пальцы рук сжимались и разжимались, выдавая тщательно скрываемое волнение, глаза блестели то ли от гнева, то ли от непролитых слез. Опыт синьора Скалатти говорил ему, что Мария Мезарди обладает ярким темпераментом, стоит лишь слегка ослабить шнуровку… Хмельные мысли путались, нежная кожа юной скрипачки сияла нетронутой, молочной чистотой, слепящей и невинной. Венецианец скрипнул зубами и мысленно рассмеялся над собственным нетерпением. Но насколько проще было бы отправить всех и вся к черту, и попробовать на вкус эту сияющую красоту, почувствовать гибкость стройного тела… Скалатти дернул головой, словно норовистая лошадь, хмыкнул, оглянулся на молчавшего до сих пор Раниеро, словно призывая его в свидетели, и продолжил елейным голосом сельского священника, отпускающего грехи молоденькой горничной: - Не сомневаюсь, Мария, ваш деверь ни в коем случае не назовет вас обузой семейства. И ваша красота, ваш талант, уверен, сравнимы с вашей признательностью синьору Мезарди, что так печется о вашем благе! - Витторио перевел взгляд на дрожащие брыли Сильвио, - получите обещанный аванс, синьор Мезарди. Отсчитав восемь дукатов, синьор Скалатти требовательно уставился на хозяина: «Отрабатывайте задаток, милейший!», и нетерпеливо дернул бахрому выцветшей скатерти. Столбик новеньких серебряных монет, водруженный на стол, зашатался, и два блестящих лунным, сдержанным блеском кружка со звоном упали и покатились по полу.
admin: Сильвио, коротко охнул и с проворством пятнадцатилетнего бросился в охоту за серебряными кругляшами. Беспокоясь больше о том, как бы монеты не провалились в щели в полу, чем о том, какую брезгливость может вызвать у зрителей картина этой унизительной жадности. - Простите… Извините… Какая ужасная неловкость… - Бормотал он, ползая на четвереньках у ног Витторио, так что казалось, будто музыкант сейчас начнет лобызать пыльные туфли своего благодетеля. Ну разве его вина, что один из дукатов устремился прямиком под кресло, на котором вальяжно восседал благородный синьор Скалатти. И лишь тогда, когда пальцы Мезарди намертво вцепились в монету, подхваченную за мгновение перед возможным исчезновением между потертыми половицами, мужчина вспомнил, что уже далеко не молод. Тут же острой болью прихватило поясницу, Сильвио испуганно прижал ладонь к больному месту и тяжело поднялся. Колени его, обтянутые черными панталонами, были в пыли, а рот кривился в трагической гримасе театрального паяца. - Времена года – наш лучший концерт, синьоры. Вы останетесь довольны, клянусь вам… Ох, моя спина… Альфонсо, помоги мне… Глава семейства, призывая сына, устремил откровенно вопрошающий взгляд в лицо венецианца, стараясь верно угадать самые потаенные из его желаний. Если достойный синьор захочет, он был готов, сославшись на внезапную хворь, немедленно исчезнуть из гостиной, прихватив с собой Альфонсо и оставив гостей наедине с Марией, вином и кушеткой.
Мария Мезарди: "Альфонсо не рассказал вам обо мне больше, чем есть на самом деле? Он просто еще недостаточно хорошо усвоил науку расхваливать меня. Но он быстро учится у своего отца". Пришлось признаться себе, что вид ползающего деверя чуть скрасил тяжесть тянущегося утра. Как он отвратителен! Такой смог бы продать и собственную дочь. Взгляды Витторио становились все более пьяными и, хотя и казалось, что это невозможно, все более откровенными, словно снимали с нее одежду. Казалось, мужчины вели свой, неслышимый для нее, разговор. Она не угадала, скорее почувствовала опасность, когда Сильвио схватился за спину и призвал сына. - "Времена года" мы играем чуть не каждый вечер, - поспешно вскрикнула Мария. - Разве этим кого-нибудь удивишь? Мы можем исполнить... скажем, какую-нибудь из трио-сонат. Для двух скрипок и виолончели они подходят гораздо лучше. Вы удивлены? - не дожидаясь того, что кто-нибудь начнет утверждать, что никакого удивления и не думал испытывать, Мария быстро продолжила. - Уверена, мой деверь ни за что не откажет вам в возможности убедиться прямо сейчас. Не правда ли, синьор Сильвио?
Раниеро ди Фиори: Раниеро хватило на то, чтобы не кривить брезгливо губы, но только потому, что в момент падения монет он как раз подносил ко рту бокал с вином, отдавая должное благородному напитку. Глядя на старшего Мезарди, ди Фиори никак не мог отделаться от мысли, что некоторые люди заслуживают того, что имеют – и не более. Ползающий у ног венецианца музыкант, кажется, искренне не понимал, что готов за горсть дукатов продать сокровище, которое стоило много, много больше. Неудивительно, что у Мезарди нет денег – они просто не знают цены вещам и людям… Кажется, вино действительно было очень хорошим, если ввергло невыспавшегося и от того склонного к излишнему цинизму Раниеро в философские рассуждения. В частности, о том, что Мария не так уж проста, и Витторио ждет захватывающая игра. Разумеется, если он сам не пожелает испортить ее прямо здесь и сейчас. Но это было бы… Неизящно. - Я верю на слово, что Вивальди вы исполняете великолепно, - с видом скучающего аристократа (кем, собственно, и был) заметил ди Фиори, подальше отставляя кубок. Он вовсе не собирался надираться с утра пораньше. – Но что еще? Скажем… Гендель? Какая-нибудь из сонат?
admin: Заявление Марии застало Сильвио врасплох. Потому что оно шло кардинально в разрез с его намерениями, да и намерениями синьора Скалатти, как предполагал музыкант. А еще больше оттого, что второй синьор внезапно поддержал увертки невестки и принялся расспрашивать про репертуар квартета Мезарди. Расчехлять виолончель главе семейства не хотелось. После ночи со смычком в руках ничего путного из подобного спонтанного выступления не выйдет. Даже у Марии. «Ах, мерзавка, - внезапно постиг Сильвио, - да ведь это она не по глупости предложила, а с умыслом, чтобы сорвать им приглашение в посольство. Гости может и на подпитии, но от вина не оглохли. Пара фальшивых нот, и не видать им ни венецианского посольства, ни денег» - Все, что пожелаете, синьоры. Если вам угодно послушать сонаты, то мы исполняем канцоны и сонаты Габриэлли, сонаты для скрипки Корелли, некоторые вещи Лауренти и Боккерини, мотены Монтеверди, сонаты Легренци…. Итальянская школа была богата композиторами, так что Мезарди, действительно, могли удовлетворить любой, даже самый требовательный вкус своих меценатов. - … Гендель, да, конечно же, и его тоже. Сюиты из «Музыки на воде», если желаете. Разглагольствовать проще, чем играть. И Сильвио от всей души надеялся, что синьор Скалатти и его друг не воспримут предложения Марии всерьез.
Витторио Скалатти: Вид ползающего у его ног Мезарди вызвал у Витторио непреодолимое желание отодвинуться. Дьявол, стоят ли два десятка дукатов таких унижений? Скалатти перевел взгляд на Альфонсо, в глазах которого угнездился алчный блеск, и на Марию, побледневшую от осознания мерзостей, на которые способен ее деверь ради горсти монет. В виске отчаянно закололо, и синьор Скалатти осторожно коснулся рукой головы. - Не трудитесь, синьор Мезарди, - венецианец болезненно искривил губы, разглядывая покрасневшие кроличьи глаза виолончелиста и дрожащие брыли со следами пудры, - я вижу, вы устали… Хочу услышать ваш квартет во всеоружии, а вашу первую скрипку лицезреть свежей и отдохнувшей. Пожелание было высказано вполне недвусмысленно. «Сейчас мы уйдем, а вы за это время убедите синьору быть со мной ласковее». Хотя желание, явное, острое как игла, все сильнее подтачивало его разум, взгляд невольно цеплялся и застревал на белом кружеве строгого корсажа скрипачки, угадывал очертания стройных ног под простеньким платьем, он заставлял себя не спешить, убеждал и огрызался собственной настойчивости, и снова ловил себя на похотливых мыслях и болезненных фантазиях. «Черт ли мне в ней!» - разозлился Скалатти. Отдохнуть, отоспаться и обязательно увидеть Патрицию. Ночное происшествие не канет бесследно в лету. Им надо воспользоваться. Сейчас. Или будет поздно. Воспоминание о Патриции остудило его пыл, и ему нестерпимо захотелось оглянуться, что он и сделал, обнаружив, к счастью, не синьору ди Мадильяни с обещанием немедленной расправы в ореховых, теплых глазах, а иронически ухмыляющегося Раниеро ди Фиори. Витторио улыбнулся собственным мыслям и своему спасителю, и взгляд его снова сфокусировался на лбу Сильвио Мезарди. - Не трудитесь, синьор, отдыхайте, - голос был полон елея, - надеюсь видеть все ваше семейство в добром здравии завтра вечером. Если у вас, или вашей невестки будут просьбы, не стесняйтесь обратиться ко мне. Он в несколько глотков выпил кофе, остывший, но недурной – кофе в Неаполе хорош, подается он в майенском фарфоре в шикарном палаццо или простой непритязательной чашке в бедной лачуге, поднялся, и, слегка пошатываясь, подошел к сидящей на кушетке Марии. Встретившись взглядом с ее испуганными глазами, синьор Скалатти наклонился, завладев рукой скрипачки и поднося ее к губам ладонью вверх, словно впечатывая в нее жадным поцелуем особую метку, право собственности. - Буду счастлив исполнить ваши желания особенно, мадонна, - темные глаза с расширившимися зрачками сверкнули в опасной близости от бледного лица.
Мария Мезарди: Мария выдохнула с облегчением: разговор о репертуаре семейства Мезарди увел беседу в неопасную сторону, и даже дышать в комнате стало легче. Да она исполнит завтра все сонаты Вивальди и Генделя, и концерты с сюитами тоже, только бы закончилась сейчас эта пытка двусмысленностями. Но зачем он идет к ней? Пошатывающаяся походка и чуть мутный взгляд обычно не сулили ничего хорошего со стороны гуляк, с которыми в недоброе утро Мария сталкивалась на улице. Она хотела вырвать свою руку, но посмотрела на деверя, стоявшего чуть в отдалении и не могущего расслышать ее шепот, какой бы длинной не пыталась стать его шея, и решилась. - Синьор, если вы обещаете исполнить желание, - Мария вытянулась и напряглась, как струна, чтобы ее шепот, но не губы, достиг ушей только Витторио. - Пожалуйста... синьор Сильвио будет очень недоволен, если услышит, но... сейчас, сегодня, умоляю вас, оставьте нас. Мария не думала о том, что будет завтра. Это будет нескоро, и она постарается придумать что-нибудь.
Витторио Скалатти: Бешенство плеснулось в голове, как кипяток. Если бы эта гордячка хотя бы намекнула на возможность ответного желания! Глыба льда, и та была бы горячее! Его внимание одно должно польстить Марии, а вкупе с предложенным вознаграждением за один, всего лишь один «сольный» номер – считаться несомненной удачей для нищей вдовы, которую ее милые родственники готовы продать за бесценок! Что она возомнила о себе? Витторио кивнул, не сводя колючих глаз с нежного лица скрипачки: - Оставлю, мадонна, - желваки заходили у него на скулах, а губы искривились в злой, откровенно похотливой ухмылке, - не буду мешать вам готовиться к завтрашнему вечеру. Синьор Скалатти чувствительно сжал тонкое запястье, чувствительно, но не сильно, чтобы не повредить изящную руку. И, наклонился близко, настолько близко, что у наблюдавшего за этим разговором Мезарди вполне могло создаться ложное впечатление полного согласия его строптивой невестки и богатого гостя: - Надеюсь, вы не разочаруете меня, синьора, - прошептал или проскрипел он, борясь с подступившим раздражением. Скалатти развернулся на каблуках, обращая свой взор на подергивающиеся от нетерпеливого ожидания лица алчных родственников девушки и невозмутимое – своего спасителя. - Пожалуй, мы задерживаем добросердечных хозяев, синьор ди Фиори. Вероятно, нам должно откланяться в надежде на завтрашнее наслаждение изящным искусством, способным растопить самые черствые сердца, - еще один насмешливый взгляд на опущенную вниз темно-русую головку, - проводите нас, синьор Мезарди!
admin: Сильвио обжог Марию подозрительным взглядом, - он не мог слышать, что сказал его невестке щедрый синьор, и что она прошептала в ответ, - но, видит бог, отдал бы один из греющих ладонь дукатов ради того, чтобы знать это наверняка. - Сюда, сюда, пожалуйста, - вновь залебезил он, вспоминая, что прихожая у них в доме тесная и темная, обои засижены мухами, из каждого угла взывает к жалости нищета, а богачи, как известно, скупы на жалость, но щедры на брезгливость. - Не оступитесь, синьор Скалатти, тут половица треснула… Мезарди, кланяясь, распахнул перед покидающими его дом вельможами дверь, и яркое солнце Неаполя, по южному щедро превращающее даже грязный медяк в блестящую монету, заставило его на мгновение зажмуриться. С улицы жилище музыкантов не производило такого же гнетущего впечатления, как изнутри. Возможно благодаря ярко-зеленому вьюну, неутомимо ползущему по старым стенам, и цветам на подоконниках. Глотнув свежего воздуха, Сильвио приободрился, алчным взором отметил и экипаж со скучающим слугой на козлах, и великолепного вороного коня. Решительно, сегодня удача улыбнулась им по-настоящему. - Мои уверения в безграничной благодарности и желании услужить вам, синьоры, - промурлыкал виолончелист, предвкушая приятные перемены в жизни семейства. - Завтра вечером вы сможете в этом всецело убедиться.
Раниеро ди Фиори: Раниеро едва заметно дернул щекой, пытаясь избавиться от невесть откуда возникшего, приторного до тошноты привкуса. Не иначе, старший Мезарди перебрал с патокой, расписывая несомненные прелести своей невестки и свои весьма сомнительные таланты. Небрежный жест ди Фиори ускорил отступление кланяющегося музыканта. Терпеть Сильвио дольше необходимого было выше разбойничьих сил. Когда они с синьором Скалатти наконец оказались на улице одни, если не считать кучера и редких прохожих, Раниеро молча возблагодарил всех святых за то, что трагифарс так быстро кончился. - Яблочко от яблони, как считаете? – ди Фиори выразительно глянул на закрытую дверь. Он имел в виду сходство отца и сына, ибо ученица Вивальди явно была иного сорта.
Витторио Скалатти: - Др-рр… Мерзкий хорек! - раздраженно резюмировал Скалатти, дергая шейный платок и не желая признаваться даже себе, что раздражение вызвано не столько унизительным раболепством Сильвио Мезарди, сколько холодностью его невестки, - сын, разумеется, точная копия дражайшего родителя. А Мария… Мария хороша, но не объезжена. Витторио плотоядно причмокнул, вызывая в воспаленной памяти видение нежной тонкой шеи, прозрачной кожи, нервных пальцев, и буркнул, выплескивая недовольство: - Скрипачка слишком изысканна для этого места и этого семейства. Этот убогий лизоблюд не видит настоящей цены сокровища, что ему досталось даром, и потому готов продать ее первому встречному за гроши. Глупо не воспользоваться этим, не так ли? – цинично уточнил синьор Скалатти, бросая испытующий взгляд на Раниеро ди Фиори. Молчание, которое хранил его спаситель все то время, что они находились в доме Мезарди, можно было истолковать сотней причин, но хмельного охотника за женскими прелестями интересовала одна – не намеревается ли синьор ди Фиори обойти его в этой охоте?
Раниеро ди Фиори: - Я бы на вашем месте не портил себе удовольствие спешкой, - почти безразлично хмыкнул разбойник. – Но, боюсь, времени у вас немного. Только до появления второго встречного, который предложит больше. Если вы обратили внимание на руки старого прохвоста… Он носит перстень. Совсем недешевый перстень. Интересно, чей? Неужели отобрал у невестки? Кажется, у вас есть соперник… Вороной потянулся к хозяину, и ди Фиори отвязал его от кареты нового приятеля. Мария была мила, очень мила, и было бы занятно ухаживать за ней, как за настоящей дамой. Целовать тонкие руки, дарить безделушки, присылать цветы и сладости, потом однажды украсть из дома – на день, два, три… Неделю?.. В синих глазах снова блеснула ирония. Туринец знал, что подобное развлечение очень быстро ему наскучит. В «Доме масок» можно провести время с большим толком. Опять же, у неаполитанских дворян еще не закончились скучающие жены, умеющие нежно встречать на закате и легко провожать с рассветом.
Витторио Скалатти: - Вы чертовски наблюдательны, с-синьор ди Фиори, - Витторио нестерпимо хотелось спать, однако он сладко зевнул, театральным жестом поднеся ко рту надушенный платок, и улыбнулся – своему спасителю и собственным мыслям о наблюдательности разбойника, - я перстня не заметил. Считаете, у меня есть соперник за обладание этим экзотическим цветком, выросшим в мусорной куче? Разумеется, синьор Скалатти был так увлечен созерцанием невинных прелестей нежной наяды, что такая безделица, как дорогой камень на пальце Сильвио Мезарди, ускользнула от его пристального внимания. Перстень? Да мало ли, по какой причине оказался перстень на пальце этого старого корыстолюбца? - … бросьте, какой конкурент? Этот прогнивший бочонок с виолончелью так старательно меня обхаживал, что, право, готов был сам лечь под меня, если вдруг строптивая невестка откажется раздвинуть ножки, - резюмировал Скалатти, цинично отбрасывая настойчивую поэтику впечатлений о скрипачке под влиянием растущего раздражения, - если бы был некто, кто заплатил за внимание дамы раньше, зачем Мезарди отдавать девчонку мне? Лишь только он произнес это тоном самоуверенного повесы, не имеющего сомнений в своем праве первенства, как юркой змейкой в хмельную голову Витторио Скалатти вползли темные мысли. «Продашь двоим – выручишь вдвое больше», - подсказал бесенок за левым плечом. И правда, зачем бедному музыканту хранить дорогую безделушку, если только он не получил ее недавно и еще не успел обернуть драгоценность в наличные? Носить на пальце драгоценность в то время, как в доме хоть шаром покати, а любимый отпрыск проигрывает в карты целое состояние по меркам этих полунищих обитателей окраины? Что-то тут не сходится… Витторио чертыхнулся. А вдруг и в самом деле, этот слизняк взял аванс не только с него? Вот дьявольское наваждение! Подавив в себе немедленное желание вернуться в дом и уволочь с собой гордячку с ангельским взглядом, венецианец подошел к своей карете. Фабьо заерзал, всем видом демонстрируя готовность ехать незамедлительно. - Спасибо за подсказку, синьор ди Фиори. Я постараюсь быть первым. Если этот земляной червяк Мезарди меня обманет, я с него с живого шкуру спущу… Конечно, если вы не рискнете опередить меня. Хотя … мне показалось, девушка вас не слишком заинтересовала? – добавил Витторио, иронически оскалившись, и бросая очередной камешек в темную воду в попытке раскусить синьора ди Фиори, - позволено мне будет полюбопытствовать, что вас сподвигнуло проявить интерес к этому семейству?
Раниеро ди Фиори: - Вы, - рассмеялся разбойник, поднимаясь в седло. – Это же была ваша идея, проводить юнца до отчего дома? Мне был интересен только ваш несостоявшийся грабитель. Это необычно – музыкант, который бросается с камнем на прохожих… Я люблю необычные вещи и необычных людей, но в Альфонсо я ошибся. Он более чем зауряден. И все же история оказалась занятной… Рад знакомству, синьор! Ди Фиори, сбегая от дальнейших расспросов, развернул застоявшегося коня. Раниеро не лгал, он просто снова сказал не ту правду. Таинственное «В» смущало его, хотя рано или поздно кому-то придется довериться – так почему бы не..? Дипломат слишком умен, чтобы можно было использовать его и оставить при этом в неведении. Пусть лучше станет приятелем и союзником, чем ревнивым соперником. Вороной сорвался с места, унося хозяина прочь от дома Мезарди и чужих страстей, в центре которых оказалась хрупкая девушка.
полная версия страницы