Форум » Ах, Неаполь, жемчужина у моря... » Во многих головах многое проясняется » Ответить
Во многих головах многое проясняется
Алессио Ферранте: Утро 8 июня 1744 года, "Дом Масок" затем вилла Ферранте и палаццо делла Корте
Ответов - 29, стр:
1 2 All
Алессио Ферранте: Утро проскользнуло в «Дом Масок» вкрадчивым незваным гостем, улеглось нежными розовыми тенями на бледные от смазанной за ночь пудры лица мужчин и женщин, еще сладко спящих или уже готовых к пробуждению, свернулось теплым клубком первого солнечного луча на испачканной кармином щеке барона Ферранте. Еще миг, и ресницы мужчины затрепетали, силясь удержать ускользающие прочь сновидения, он зашевелился, перевернулся на бок, сквозь сон лениво лаская обнаженную грудь посапывающей рядом Розы… И, наконец, ноющая боль, просочившаяся сквозь заботливо сделанную вчера ночью повязку, разбудила Алессио окончательно. Просто удивительно, отчего дорогие вина, радующие своим букетом и ароматом с вечера, веселящие душу и расслабляющие тело, поутру превращаются в столь ужасное послевкусие, оставляя в голове гнетущую тяжесть похмелья. Застонав, мужчина торопливо налил себе воды, пил долго и жадно, тщетно стараясь угомонить колокол, мерно раскачивающийся у него под черепом. «Это ж надо было так набраться!» Мысль здравая, а сожаления, как водится, запоздалые. Теперь же в трезвую и тяжелую голову Ферранте беспрепятственно хлынули не только сожаления, но и воспоминания. В том числе о событиях минувшего дня. «Синий петух», мальчишка Фьорелли, перекошенное злобой лицо косоглазого головореза. Барон задумчиво помассировал плечо. Бандитская отметина продолжала ныть. Не сильно, но так, чтобы горе-герой не забывал о ее существовании. - Синьор, – промурлыкала Роза, разбуженная прохладой под боком, там, где совсем недавно согревало ночную бабочку тепло мужского тела. – Как вам спалось, синьор? - Прекрасно, красавица моя. – При свете дня девица была далеко не так хороша, как на пьяную голову и в темноте. Но она была услужлива и умела, этого мужчина не мог и не собирался отрицать. - Я не хотел будить тебя, но, если уж ты проснулась, отыщи мои штаны… вчера они у меня были, я уверен… И распорядись сварить кофе. - С удовольствием, синьор, - женщина потянулась на кровати с грацией и бесстыдством кошки. И, отыскав кюлоты барона, с готовностью опустилась пред ним на голени. Пальцы ее оказались столь ловкими, а вид на женские прелести сверху вниз таким аппетитным, что не стоит удивляться тому, что в итоге ей пришлось простоять в этой позе много дольше, чем нужно для того, чтобы помочь синьору натянуть штаны. В конце концов, между шлюхой и камердинером имеются некоторые довольно приятные отличия. С великодушной улыбкой, вынуждающей подозревать в бароне пробудившуюся любовь ко всему человечеству, он, наконец, спустился вниз и распрощался с друзьями. - Сам понимаешь, Кэп, море не станет ждать, - уходя, боцман щедрой пятерней огрел Алессио по спине. – Если будем еще в здешних краях, пришлем тебе весточку. А коли сам решишь снова ходить под парусом, уж не забывай старых приятелей. С этими словами моряки исчезли, и на совести Ферранте остался один лишь Фьорелли. За которого, помимо всего прочего, барон собирался вчера расплатиться, и которого стоило бы проводить до дома. А еще лучше отвезти. Но вчера о подобных тонкостях Алессио было задуматься недосуг. Теперь же ему просто не хотелось ждать. Над Неаполем занималось великолепное утро, пешая прогулка пойдет только на пользу колоколу, который и не думал затихать в голове перебравшего с вечера кутилы. Вальяжно опустившись на шелковый диванчик и отхлебнув кофе, он настроился ждать пробуждения своего юного знакомца.
Паола Фьорелли: Она проснулась от того, что чье-то колено беззастенчиво уперлось ей в бок. Паола дернула головой и ойкнула. Пусть тональность колокольного звона в ушах синьорины Фьрелли и отличалась обилием высоких тонов, легче, чем барону Ферранте, ей точно не было. - О-ох! – фальцетом простонала Паола, на ощупь сползая с кровати. Саднивший подбородок напомнил о себе при первой же попытке разлепить пересохшее губы. Паола оглянулась и приоткрыла один глаз, рассматривая сладко посапывающую куртизанку. Вот уж кому явно не о чем беспокоиться. Открыв второй глаз и коротко охнув от мелодично прогрохотавших в голове литавр, Паола уставилась на собственные ноги с немым изумлением. Нет-нет, все было на месте, и чулки, и серые, с серебристой нитью кюлоты – остаться в доме терпимости без штанов казалось неискушенной синьорине Фьорелли крайней степенью грехопадения. Однако на правом бедре расползлось фигурное, отдаленно напоминающее Африку красное винное пятно. «Кошмар! Как я пойду домой в таком виде!» - простонала она мысленно, и с досадой покосилась на бледное в солнечном свете, с размазанным карминным ртом круглое личико вакханки. Ведь спит же! Опираясь на кровать и пошатываясь, Паола добралась до мраморного столика, вытряхивая из кувшина в бокал остатки вина, и попыталась выпить. Ее немедленно замутило. - Черт! – закашлялась синьорина Фьорелли, - Кармела! Я сейчас умру… наверное.
Кармела: Может быть, Паола, сморенная непривычным для себя количеством вина, и проспала всю ночь беспробудно, но о Кармеле этого сказать было нельзя. Во-первых, не так уж и много она выпила, не успела просто. Во-вторых, спать ночью уже отвыкла, к тому же бордель в темное время суток - не самое тихое место, так что до первых солнечных лучей сон Кармелы был неглубок, и заснув наконец крепко, не услышала она шевеления рядом с собой. - Мммм... - промычала Кармела, услышав свое имя, и ей показалось, что достали ее откуда-то из глубины Неаполитанского залива, - как умрешь? - девица немедленно очнулась и села на кровати: чего только за ночь не может случиться в доме терпимости, так что обещание Паолы изрядно испугало, но не удивило. Кармела изо всех сил сосредоточилась на неискушенной в вопросах выпивки девушке, оценила ее состояние и, вздохнув, слезла с кровати. - Аааа, от этого никто еще не умирал. Посиди здесь, я сейчас. Кармела, пошатываясь и позевывая, спустилась в кухню, где ей пришлось выдержать непродолжительную борьбу за большую чашку кофе - военные действия за целительный напиток велись тут каждое утро девицами, спешащими поправить свое здоровье или здоровье клиента. - Держите, синьор, - хмыкнула Кармела, протягивая Паоле напиток и водружая рядом с кроватью кувшин с водой, - только не обожгитесь. Утром "синьор" был особенно похож на девицу, весьма несчастного и растерянного вида, способного внушить сочувствие - Кармела почувствовало нечто вроде желания покровительствовать. - Вы маркиза боитесь, да? - она плюхнулась рядом с Паолой, с любопытством на нее посмотрела и простодушно ударилась в советы. - Так вы не говорите, что здесь были. Ну мало ли куда можно в мужском костюме пойти? Скажите, что шутка такая была или еще чего-нибудь такое. Про "Дом масок" точно не говорите, знаете, порядочной девице сюда совсем никак нельзя, - Кармела приблизила свое опухшее со сна личико к Паоле и, не в силах сдержать свое любопытство, зашептала. - Это вы из-за него так переоделись, да? Из-за этого высокого? Ну вы и смелая, я бы никогда на такое не решилась...
Паола Фьорелли: - Из-за кого? - Паола вскинула на куртизанку непонимающие глаза, с трудом оторвавшись от бокала с водой, - ах, этого!.. нет… Неважно. Рассказывать добросердечной девице с глазками любопытной белки о том, что привело ее в Дом Масок, Паола решительно не собиралась. Но и обижать Кармелу явным нежеланием говорить ей тоже не хотелось. - Мы почти незнакомы, - почувствовав некоторое просветление в голове, сообщила она доверительно, смакуя обжигающий крепкий кофе, казавшийся ей нынче слаще амброзии, - но синьор помог мне в одном щекотливом деле, случайно. Очень помог. А потом… так получилось, - объяснение выходило донельзя запутанным, и, поняв это, Паола нетерпеливо заерзала, - Кармела! Мне нужно одеться! Поиски одежды много времени не заняли – хозяйственная дочь булочника сложила все в одну бесформенную кучу. Правый рукав камзола был весь в пыли, пуговицу, агатово-черную, с серебристым первоцветом в центре, Паола так и не нашла. И, что оказалось хуже всего – как она ни старалась прикрыть винное пятно полами камзола, проклятая Африка цвета спелого граната выпирала наружу с неоспоримостью факта разгульного поведения синьора Гвидо Фьорелли. Паола затосковала, страдальчески покосившись на суетящуюся вокруг нее Кармелу, и сообщила, что хуже уже не будет. Умывшись, причесав с переменным успехом спутанные каштановые волосы и отчистив с помощью доброй куртизанки, честно отрабатывающей положенную цену, многострадальный камзол от пыли, синьорина Фьорелли настороженно рассмотрела себя в зеркало. Сморщилась, задрав отливающий нежно-лиловым подбородок, обмотала шею ненавистным платком – завязав узел, не лишенный изящества, и, прицепив к поясу шпагу, обреченно выдохнула и отправилась в гостиную кричащих расцветок, навстречу неизвестности. Неизвестность сидела на красном шелковом диванчике и пила кофе. - Доброе утро, синьор Ферранте, - скрипучим тенором пропел «Гвидо», стараясь протиснуться к своему спасителю бочком, так, чтобы позорное географическое пятно было прикрыто спереди скошенной полой серого камзола.
Алессио Ферранте: - Доброе, Фьорелли. «Пастушок» казался измученным, но Алессио не стал язвить. Сам он выглядел сейчас не лучше. - Голова болит? – угадал барон муки соратника по бурной ночи, потому как сам был поражен тем же недугом. – Давайте еще по чашке кофе и в путь. «Дом масок» - приют ночных утех, днем тут тихо и уныло. Где вы, кстати, живете? Намерения проводить Гвидо до дома были у Алессио довольно расплывчатыми. Но в тот момент, когда он увидел Фьорелли, бледного и скорбного, с глазищами в пол-лица и неуверенным шагом жертвы тяжелого похмелья, они обернулись уверенностью. Невозможно отпустить мальца в таком виде одного в город. Даже самый честный горожанин почувствует в себе склонность к грабежу, едва обнаружит возможность безнаказанно обобрать мальчишку из хорошей семьи. Мысль о том, что сам он совсем недавно собирался убить этого же мальчишку на дуэли, вызывала сейчас у Ферранте искреннее недоумение. - Пройдемся, проветримся, - обнадежил он Паолу. – Сразу станет легче, увидите. Не стоило вам вчера пить. Да и мне тоже. Надеюсь, вакханка не осталась разочарована?
Паола Фьорелли: Ферранте был немногословен, неулыбчив, слегка потрепан, но на удивление добр и местами предупредителен. Похоже, не стоит недооценивать пользу посещения борделя отдельными представителями странного мужского племени. Паола приободрилась и присела на диванчик, с немой благодарностью в глазах приняв от медлительной простоволосой служанки еще одну чашку крепкого кофе. И кивнула: - Я полагаю, она осталась вполне довольна, синьор, - бледная улыбка скользнула по губам «пастушка», который в этот раз отнюдь не покривил душой. Вряд ли можно быть недовольной, когда за ночь ты получаешь почти королевское вознаграждение. Синьорина Фьорелли задумчиво поболтала остатками кофейной гущи в чашке. Вроде бы она говорила, что живет в доме дель Боско? И этот сероглазый нахал намекал даже… на что же он намекал? Паола страдальчески наморщила лоб. А может, не говорила? Воспоминания о вчерашнем вечере были немного… расплывчатыми, чтобы утверждать о сказанном с уверенностью. - В палаццо делла Корте, барон, – прояснившиеся синие глаза «пастушка» остановились на помятом лице корсара, - если вы готовы… Синьорина Фьорелли смутилась. Сейчас, когда Алессио Ферранте производил вполне приятное, хотя и несколько подпорченное похмельем впечатление, попросить его сопроводить спасенную им овечку домой не казалось невозможным. И все-таки выговорить просьбу было чертовски сложно, и она уставилась в переносицу капитана Ферранте умоляющим взглядом, надеясь, что он догадается обо всем сам.
Алессио Ферранте: - В Делла Корте… - пробормотал барон задумчиво. Он тоже довольно смутно помнил ночные события в «Доме масок» Но вывод, сделанный ночью по поводу отношений Фьорелли и маркиза Дель Боско, был сделан теперь наново. На этот раз без свербящего желания выпытать подробности их отношений. Может, они родственники? Хотя вот об этом, - Алессио вспомнил, - он спрашивал у Гвидо еще в опере. – Далековато. Знаете что, синьор Фьорелли… Мужчина осторожно потер виски, и колокол отозвался на это прикосновение нарастающим гневным гулом. Решение тут же было принято: ни голова барона, ни его ноющая рука не располагали к долгим прогулкам. - Давайте сначала зайдем ко мне, – жалобно предложил Ферранте, жадно заглатывая кофейную горечь и решительно отставляя в сторону хрупкую фарфоровую чашку. - Синьор дель Боско любит виды на залив с холмов, не спорю, они великолепны. Но покуда мы доберемся пешком до его дворца, мое похмелье меня просто прикончит. А на вилла Ферранте я дам вам лошадь. Или карету, да, лучше карету. Дам форейторов, надежного кучера. Чтобы вы не свернули ненароком в «Синего петуха». Никак не возьму в толк, как ваш покровитель отпустил вас в притон без охраны. Вы хоть предупредили его, что вернетесь только поутру? Хотя… откуда вы могли знать, в самом деле… Алессио медленно, очень медленно поднялся, прислушиваясь к поведению вездесущей головной боли. Страдальческой улыбкой прощаясь со служанкой и явно приглашая Паолу последовать его примеру.
Паола Фьорелли: Ободренная бескорыстным участием Алессио Ферранте в собственной судьбе Паола немного ожила, зашевелилась, болезненно сжав зубы и прислушиваясь к собственной голове с неменьшим вниманием. Вчерашний флер опьянения и вседозволенности, размывший свежие краски случившегося в одно радужное пятно, уступил место суровому раскаянию за все содеянное вольно и невольно. Она загрустила, бросив краткий унылый взгляд на барона, и поторопилась встать, чтобы ее молчание не было трактовано как несогласие. Все-таки карета, кучер и форейторы – это много больше, чем то, на что она смела надеяться. О перспективах встречи с Винченцо дель Боско, пешком или в карете, думать не хотелось, и Паола трусливо затолкала эту мыслишку в дальний угол памяти. В ушах тоненько пискнуло. - Вы очень добры ко мне, синьор, - сказал «пастушок», криво улыбнувшись и нервными пальцами дергая за ворот камзола в том месте, где не хватало пуговицы, - маркиз дель Боско не знал, куда я ушел, синьор. Конечно, он меня не отпустил бы. Паола осторожно отступила под прикрытие изогнутой спинки диванчика, так, чтобы гранатовая Африка не вызвала у барона Ферранте желания съязвить – впрочем, миролюбию его нрава нынче утром она уже успела удивиться - и попятилась к выходу, кивая прислуживающей им служанке. - Всего доброго, синьора, - вежливо добавила Паола, в чьей похмельной голове было не все еще ясно, однако правила хорошего тона вернулись в нее вместе с осознанием глубины той пропасти, в которую она успела свалиться, - был рад знакомству.
Винченцо дель Боско: * * * Чувствуя себя полным недоумком, маркиз дель Боско разбудил прислугу на вилла Ферранте просто неприлично ранним утром. - Ваше сиятельство, уверяю вас, барон дожидался вас. И я даже получил специальные указания на ваш счет, - бормотал дворецкий, с суетливой почтительностью раскланиваясь с сановным гостем. – Клянусь Мадонной, если бы мой господин был дома, он бы немедленно вас принял. Но он отправился по делам еще вчера вечером, и до сих пор не возвращался. - Синьор Ферранте ожидал меня? – позволил себе изумиться Винченцо, никогда не водивший с Алессио Ферранте дружбы. - Точно так, ваше сиятельство. Какое-то дело о дуэли, хозяин говорил, что вы наверняка приедете условиться о месте и времени. - Ах, вот оно что… Выходит, аббат де Руасси не солгал ему, и у Фьорелли действительно вышла ссора с хозяином вилла Ферранте. - И что же, барон часто отлучается вот так вот на ночь? Так, что вы не знаете, где он. - Случается, синьор дель Боско. Но вы же понимаете, в некоторых делах огласка ни к чему. - Разумеется. На этом месте единственный след, что оставил ему французский священник, обрывался. И поиски Гвидо Фьорелли зашли в тупик, так толком и не начавшись. И синьор Фьорелли, и барон Ферранте могли быть сейчас где угодно, включая теплые утренние постели покладистых неаполитанских прелестниц. Обыскать которые, все до единой, было под силу разве что вездесущему святому духу. Но отнюдь не человеку. Мысленно призывая на головы и непутевого сына своего покойного друга, и французского аббата, ставшего причиной этой утренней паники, все кары Господни, маркиз дель Боско вернулся в карету. - Домой, - устало приказал он кучеру. – Гони… Нет, постой! В конце улицы появились двое мужчин, и Винченцо, присмотревшись, удивленно поднял брови. Оба они выглядели, как изрядно перебравшие кутилы. И, скорее всего, так оно и было. Но удивило маркиза не это. А то, что в том, что помоложе, он узнал свою пропажу. Гвидо Фьорелли собственной персоной. В ярости дель Боско скомкал свою перчатку. Дуэлянты, черт бы их побрал! Если эти и сражались с кем-то, то разве что с винным бочонком. Но в следующее мгновение он ухитрился рассмотреть и бурые пятна на разорванном рукаве спутника Фьорелли. Дуэлянты? Да быть такого не может, Гвидо не попадет шпагой даже в мышь, ни то, что в барона Ферранте. В задумчивости покусывая губы, он ждал, пока мужчины поравняются с каретой. - Синьоры, мое почтение, - маркиз улыбался с учтивостью опытного придворного, но взгляд его был темен, а ноздри тонкого носа едва заметно подрагивали, выдавая раздражение, охватившее вельможу. – Синьор Фьорелли, вы не находите, что должны мне… ммм… некоторые объяснения.
Алессио Ферранте: Барон Ферранте, даже с похмелья, узнал герб под короной на дверце кареты, обосновавшейся у ворот его дома. «Ну вот, как удачно все разрешилось. Будет, кому отвезти Фьорелли домой», - мелькнуло удовлетворенное в голове Алессио. Вернуть мальчишку покровителю и завалиться спать. Какая радужная перспектива. И все же здравомыслие, пробившись сквозь гул похмельного колокола, вынудило барона избрать более сложный путь. «Я хочу знать, что произошло в «Синем петухе», - решил мужчина. – Гвидо упрям и скрытен. Он не стал откровенничать со мной, не исключено, что не станет и с маркизом. В конечном итоге однажды его прирежут, и нам останется только разводить руками. Чем постоянно сталкиваться с последствиями, не умнее ли выяснить причину?» - Доброе утро, ваше сиятельство. Мне кажется, кое-какие объяснения стоит дать и мне тоже. Учитывая эти обстоятельства, не будете ли вы любезны выпить со мной и синьором Фьорелли кофе у меня в гостиной. Обещаю не задерживать вас надолго. Стараясь не морщиться от боли в руке, Ферранте поклонился мужчине в карете и многозначительно глянул на Гвидо. «Даже и не надейся на снисхождение, «пастушок». Тебе придется выложить нам все свои секреты. Иначе я и пальцем о палец не ударю в защиту твоих похождений».
Паола Фьорелли: Увидев карету с гербами дель Боско, Паола поняла, что тайна ее известна по меньшей мере еще одному лицу, кроме фра Леона, и что объясняться с другом ее отца ей придется раньше, чем она рассчитывала. Хотя к объяснениям подобного рода лучше готовиться заранее, причем имея на плечах не такую звенящую голову. Паола бросила обреченный взгляд на Алессио, и, загребая туфлями дорожную пыль и опустив голову, поравнялась с каретой маркиза. Что ж, когда-то приходится нести ответственность за все прегрешения… «…Вольные и невольные, - напомнила себе Паола, - Святая дева, надеюсь, он знает только о дуэли!» - Должен? – переспросил «синьор Фьорелли», поморщившись от боли в саднящем подбородке и преданно взирая на ослепительно белый шейный платок маркиза, гадая, что успел вытащить маркиз из белокурого клирика, и не будет ли его осведомленность фатальной для всех ее дальнейших планов, - вы правы, синьор Винченцо. И м-мм… Вы были так добры ко мне, синьор Ферранте. Что мне, право, неловко затруднять вас далее. Пала задумчиво поковыряла носком туфли серую щебенку. Но ведь Ферранте спас ее, и отказываться от его приглашения было по меньшей мере невежливо. Если только это не сделает сам маркиз, чье желчное выражение лица не оставляло ей достаточного пространства для маневров. - Но, ваше сиятельство, если вы не против, то… я хотел бы при вас повторить то, что сказал синьору Ферранте вчера вечером. Я принес барону извинения и… мы помирились.
Винченцо дель Боско: - Кофе я, пожалуй, выпью, - смилостивился Винченцо, реагируя скорее на приглашение Ферранте, чем на лепет Фьорелли. Он выбрался из кареты, и странная процессия, к полному восторгу мажордома, проследовала в дом. - Я оставлю вас на несколько минут, синьоры, - провозгласил Алессио, проводив своих гостей до гостиной и проникнувшись собственным потрепанным видом, что безжалостно отразило огромное зеркало между двумя оконными проемами. – Ваше сиятельство, глядя на вас, я чувствую двойную неловкость из-за своего неподобающего наряда. И прошу о снисхождении. - Вы у себя дома, барон, - любезно склонил голову дель Боско. – И мы не смеем вас задерживать. Хозяин отправился переодеваться, и гостиной повисла напряженная тишина, прерываемая лишь стуком каблуков Винченцо. Заложив руки за спину, маркиз какое-то время молча расхаживал по комнате, о чем-то размышляя. Затем это «что-то» вызрело у него в голове, и мужчина остановился напротив своего юного протеже, смерив того непривычно суровым взглядом. - Мне кажется, я упустил во время нашего первого знакомства некоторые детали, синьор Фьорелли. Что ж, пришло время поставить вас в известность о них. Палаццо делла Корте – не портовая гостиница. Там, возможно, хозяину наплевать, чем занимаются его постояльцы, где они бывают и в какие глупости ввязываются. Среди воспитанных людей, между тем, существуют некие приличия. Покидая дом, в котором вы гостите, принято ставить в известность если не хозяина, то хотя бы слуг, о том, куда вы направляетесь и когда намерены вернуться. Голос вельможи был тих и ровен, но у каждого человека гнев проявляется по-разному, и далеко не всегда он выражается в яростных криках и брани. - Я не намерен впредь разыскивать вас, - резюмировал Винченцо желчно. - И тем более утруждать себя организацией ваших похорон. Взгляните на себя, на кого вы похожи!
Паола Фьорелли: Паола следила за перемещениями маркиза с возрастающим беспокойством. Как ни странно, но отсутствие в комнате барона Ферранте не придало ей ожидаемой уверенности в том, что без свидетелей разговор будет легким. Нежный колокольный звон в голове упал до минора, чему явно способствовали шипящие интонации нотаций синьора дель Боско. Он прав, конечно, прав, но в утро, наполненное багровыми красками раскаяния и звоном в ушах, она почувствовала, что справедливые упреки – вовсе не то, что ей хотелось бы услышать. Почувствовала и отвернулась к окну, немигающим влажным взглядом гипнотизируя голубоватое стекло и стараясь удержать дрожь в руках. Наконец, ей это удалось, и она, вдохнув глубоко, словно перед прыжком в воду, повернулась к синьору Винченцо. - Я выгляжу ужасно, - согласился «Гвидо», подозрительно блестя глазами, в который раз пытаясь прикрыть винное пятно полой камзола, и в который раз осознавая тщетность своих попыток, - и мне нечего сказать в свое оправдание, разве только то, что я не планировал задерживаться так непростительно долго, маркиз. И рассчитывал вернуться до того, как вы освободитесь. Вы были заняты, и я не решился вас побеспокоить. Н-надеюсь, ваше сиятельство, что ваш праведный гнев падет только на мою голову, освободив барона Ферранте от необходимости выслушивать все те нелицеприятные выражения на мой счет, которые вы пожелаете еще огласить. Унылая тирада прерывалась несколько раз тоскливыми вздохами и молящими взглядами синих глаз. В такой момент синьорина Фьорелли особенно остро поняла, насколько проще быть женщиной.
Винченцо дель Боско: - Наглец, - отметил Винченцо без всякого сожаления. Паола была права: то, что женщине прощается исключительно в силу того, что она женщина, мужчины друг другу не спускают. - Вы даже не потрудились поставить меня в известность о своей ссоре с бароном Ферранте, которого теперь столь трогательно защищаете. Более черной неблагодарности мне трудно себе представить. Если ваш отец наблюдает за нами с небес, он не осмелится упрекнуть меня в том, что я не желаю более возиться с вами. Вместо того, чтобы мстить за его смерть, как вы меня уверяли, вместо того, чтобы озаботиться тем, как вернуть себе имя и фамильное состояние, вы устроили ссору в Опере. Вы разочаровали меня, синьор Фьорелли. И по сему убирайтесь-ка к своему дяде. Или к дьяволу, что, вполне вероятно, одно и то же. Решительно, сегодня поутру маркиз дель Боско был расположен к благотворительности менее, чем когда либо. - И не беспокойтесь за барона. Мне не в чем его упрекнуть. Только разве что благодарить за то, что он принял ваши извинения вместо того, чтобы заколоть вас…
Алессио Ферранте: Упреки, обрушившиеся на голову Паолы из уст Винченцо дель Боско, прервало возращение Ферранте. Алессио успел наскоро умыться, перехватить темные волосы лентой, сменить рубаху и набросить поверх нее светло-серый шелковый камзол. Правый рукав его был пуст, а раненная рука усилиями заботливого дворецкого, упокоилась на перевязи на груди мужчины. - Почему, скажите на милость, вы не пьете кофе, синьоры? – улыбнулся он, отметив, с какой неохотой маркиз сделал шаг в сторону от Гвидо Фьорелли. – Присаживайтесь, ваше сиятельство, присаживайтесь. Вот то кресло у окна чрезвычайно удобно, оно вам понравится. Прошу вас, иначе мне придется из вежливости остаться на ногах, и это будет очень неблагоразумно. В моем положении. Подобное заявление волей неволей вынудило дель Боско опуститься в кресло, и Ферранте тут же устроился напротив. - Я уверен, вы разгневаны из-за дуэли. И я воспользуюсь случаем, дабы извиниться перед вами. Исключительно мой вздорный нрав вынудил меня отнестись к дерзости синьора Фьорелли так непростительно… серьезно. Покидая Оперу, я уже сожалел об этой истории. И очень рад, что обстоятельства сложились столь удачно, что нам удалось уладить это дело без кровопролития. Почти без кровопролития, - барон с усмешкой кивнул на свою руку и добавил. – К этой царапине синьор Гвидо руку не приложил. Хоть и, не скрою, я получил ее не без его участия.
Паола Фьорелли: Паола вскинула потемневшие от гнева глаза на бесстрастное лицо Винчценцо. Что ж, неудивительно, что он отказывает ей от дома. Она ожидала чего-то другого? Да, ожидала, но… Но возмущение – категория, не подвластная доводам рассудка. И синьорина Фьорелли приготовилась поблагодарить маркиза за проявленное беспокойство и заботу - ехидные слова уже вертелись на кончике языка, грозя взорваться потоком обидных и злых слез, но положение спас Ферранте, вернувшийся посвежевшим, сияющим обаятельной улыбкой (Матерь Божья, он умеет улыбаться!) и легкостью обхождения, которая несчастной синьорине Фьорелли в ее нынешнем незавидном положении показалась панацеей от обрушившихся на ее голову громов и молний, произносимых монотонным голосом скучающего жуира, но от того не менее неприятных. Она скользнула в кресло, пытаясь слиться с нежной пастельных тонов шелковой обивкой и избегая колючего взгляда синьора дель Боско. В те несколько минут, что прошли в молчании, прерываемом лишь мелодичным звяканьем серебра о нежный фарфор, Паола приготовилась или победить, или умереть. Впрочем, летальный исход не был исключен даже в случае виктории. - Синьор Ферранте прав. Вызов был продиктован единственно моей глупостью и горячностью, этим, вероятно, продиктовано и нежелание сообщать о дуэли вам, ваше сиятельство. Собственные промахи сложно демонстрировать людям вашего склада характера, синьор Винченцо, - Паола почти беззлобно усмехнулась, отхлебывая очередной глоток восхитительного кофе, - неудивительно, что я рискнул лишь исповедаться. Священники менее склонны к осуждению.
Винченцо дель Боско: - Признаться, меня совершенно не занимают ваши мотивы, синьор Фьорелли, - тон маркиза дель Боско не потеплел ни на йоту. Самолюбие его было задето, а уверенность в том, что юный Гвидо не заслуживает снисхождения, крепла с каждой минутой. В сущности, он совсем не знает этого мальчишку. И даже в глубине души не уверен, что этот синеглазый лжец и наглец, действительно, имеет право на имя Фьорелли. Разумеется, со вчерашнего дня Гвидо не подурнел, если не принимать во внимание свежего синяка у него на подбородке, не лишился ни нежной кожи, ни стройных ног, ни изящных ухоженных ручек. Но в душе Винченцо с самого утра пела скрипка, и увлечение прекрасной женщиной вытеснило из его головы увлечения мужчинами, будь то белокурый аббат де Руасси или синеглазый синьор Фьорелли. И тот, и другой достаточно злоупотребили сегодня терпением маркиза, а этого синьор дель Боско решительно не намерен был прощать кому бы то ни было. - А вот ваш кофе превосходен, барон, – скользнув по бледному лицу Паолы равнодушным взглядом, он предпочел завести светскую беседу с Ферранте. - Хоть мой доктор и не советует злоупотреблять этим бодрящим напитком после ранений. Он так консервативен… Не уверен, что спрашивать вас, каким образом вы получили вашу «царапину» учтиво. Но мне показалось, что вы сами хотели рассказать об этом.
Алессио Ферранте: - Вы правы, ваше сиятельство. Именно это я и собираюсь сделать, - с готовностью признал Алессио. - Что-то подсказывает мне, что история моя должна заинтересовать вас. Слышали ли вы когда-нибудь о «Синем петухе»? Портовый притон, но моряки, которые любят покутить, не выпуская из виду мачты, находят его аппетитным местечком. Я прошу вас не спрашивать меня, что делал в этом заведении я сам. Каждый человек имеет право на тайны, и я надеюсь сохранить свою, благодаря вашей любезности. Однако, какого же было мое удивление, когда я увидал вдруг синьора в маске… Скучающим тоном, таким, каким обычно пересказывают подробности поездки на пикник или необременительных ухаживаний за какой-нибудь светской красавицей, Ферранте изложил маркизу дель Боско обстоятельства своей встречи с Гвидо, и всего того, что за этой встречей последовало. - Не скрою, я заинтригован, ваше сиятельство. Нечасто встречаешь господ, которые стремятся прирезать ближнего своего с таким рвением. Если бы вы могли объяснить, в чем причина подобного усердия… Или, быть может, нам стоит потребовать объяснений у вашего подопечного? Вдвоем?
Паола Фьорелли: - Его сиятельство не занимают мои мотивы, барон Ферранте, хотя он, будучи осведомленным о причинах моего приезда в Неаполь, может догадаться об остальном, - глухо буркнула Паола, не глядя на маркиза дель Боско, - но перед вами я должен объясниться. Сейчас, в ясном свете утра, авантюрность и глупость ее замыслов встали перед ней со всей очевидностью – пойти на переговоры с королями трущоб в надежде выбраться живыми, купить тех, кого кто-то уже купил однажды, чтобы убить ее брата… наивным было рассчитывать на успех подобного предприятия. Она глубоко вздохнула и начала рассказ, изредка поднимая заблестевшие синие глаза на Алессио Ферранте, начиная с причин приезда, уже известных дель Боско, и не претерпевших за эти несколько дней никаких изменений, приснопамятного вечера в трущобах, когда Беппо пообещал свети их с косоглазым Жанно, и заканчивая запиской Беппо, которая вновь привела их в «Синего петуха». Не озвученным осталось главное – зачем. Нитки торчали из всех наспех сляпанных швов этого повествования. Но синьорина Фьрелли решила, что синьору дель Боско уже все равно, а барону Ферранте - вообще все равно, чтобы стараться поймать ее на лжи. - … все это нужно было, чтобы получить доказательства причастности моего дяди к гибели отца, - криво улыбнувшись, закончила Паола, - Это была глупейшая затея, я понимаю, а сейчас… Гюнтер убит. И… я не знаю, что мне делать дальше. Но я не забуду того, что вы сделали для меня, капитан Ферранте. Голос ее предательски дрогнул, и она схватилась за чашку кофе, чтобы скрыть смятение, допивая остывший уже напиток. Тонкий фарфор глухо звякнул о столешницу. Паола поерзала, впервые за время своего рассказа повернувшись к Винченцо: - Вы будете столь любезны, синьор маркиз, все-таки довезти меня до палаццо делла Корте, чтобы я имел возможность переодеться и собраться? Или вам будет угодно прислать мне мои вещи по адресу, который я укажу?
Винченцо дель Боско: - Я довезу вас, Фьорелли. Вы переоденетесь, соберетесь и уберетесь из моего дома, - маркиз дель Боско отставил чашку и неторопливо надел перчатки, давая понять, что разговор подходит концу. - Вы собираетесь выгнать его, ваше сиятельство? – засомневался Ферранте. – Мне показалось, что этот юный синьор нуждается в помощи и… защите? - Не нуждается, барон. Потому что я склонен думать, что этот юный синьор лжет. Мой друг Таддео Фьорелли погиб одиннадцать лет назад. Вы верите в то, что эту историю все еще помнят в трущобах, а грабители, лишившие его жизни, все еще живы? - Признаться, нет, - теперь Алессио смотрел на Паолу, и в напряженном взгляде его явно читалось сомнение и желание, чтобы собеседник это сомнение развеял. – Век разбойников недолог. Этот самый Жанно… Он, пожалуй, был помладше меня. Значит, одиннадцать лет назад – и вовсе ребенком. Что он мог знать? Что-то тут не сходится. - Тут много чего не сходится, синьор Ферранте. С таким же успехом можно предположить, что наш Фьорелли искал наемников, чтобы убить своего дядюшку Бруно, но не сошелся в цене с головорезами. Поему нет? Моя сказка ничуть не хуже той, что поведал нам синьор Гвидо. - Но у вас должна остаться записка, о которой вы упомянули, Фьорелли, - вновь встал на строну Паолы Ферранте. Хотя уже не так уверенно. В Алессио говорила любовь к приключениям, но ему трудно было состязаться с логикой Винченцо. К тому же покойный Фьорелли был другом маркиза, и не исключено, что маркизу виднее, как обстоят дела. – Ваша история выглядела бы более убедительной, если бы мы могли взглянуть на нее.
Паола Фьорелли: Обвинения, злые, но справедливые, обрушились на нее, словно порыв шквального ветра, бросая в лицо пригоршню холодных соленых брызг. - Она осталась у Гюнтера, там… в «Синем петухе», - выдохнула Паола, сверкнув синими глазами в невозмутимое холеное лицо маркиза дель Боско, - и я не настаиваю, чтобы вы верили моим рассказам, синьор. Тем более не надеюсь на вашу помощь. Паола повернулась к барону Ферранте, оказавшемуся куда добрее, чем друг ее покойного отца. - Я благодарю вас, барон, еще раз, за все, что вы для меня сделали, и… за терпение, которое порой есть главная добродетель. Вы достаточно возились со мной, чтобы я мог и далее вас затруднять. Я перед вами в долгу, – и снова ехидный реверанс в сторону синьора Винченцо, - я готов ехать, маркиз. Она направилась к дель Боско, уже не пытаясь прятать винное пятно на кюлотах, понимая, что, как бы она ни выглядела, страшное уже свершилось. И остановилась в нескольких шагах от него, выпрямившись и уставившись злыми немигающими глазами в противоположную стену.
Винченцо дель Боско: - Видите, барон, - маркиз красноречиво пожал плечами. – Синьор Фьорелли не настаивает. - Да, я понимаю. И все же жаль. Чертовски жаль, - Ферранте выглядел разочарованным. – Если вы еще раз попытаетесь убедить вашего покровителя в вашей правдивости… - начал он, сочувственно глядя на Паолу, но осекся, услышав злую иронию в тоне юноши. Черт возьми, так этот мальчишка ничего ни от кого не добьется. Опять, как Алессио уже не раз замечал за Фьорелли, дерзость его сводила на нет благие порывы окружающих. - Но в любом случае я буду рад видеть вас, синьор Гвидо. Где-нибудь. Когда-нибудь, - закончил барон учтиво. - Раз вы готовы ехать, отправляйтесь в карету, юноша, - сухо посоветовал Винченцо. – С вами, как вы верно подметили, возились уже достаточно. - Еще на пару слов, ваше сиятельство, - Ферранте, не выдержав, отвел дель Боско чуть в сторону. – Я понимаю, что это не мое дело, - заговорил он негромко. - Но неужели вы полностью исключаете возможность того, что мальчишку сознательно ввели в заблуждение? Он очень вспыльчив, этот ваш Фьорелли, и, по-моему, действует под влиянием эмоций. Убедить его, что разбойники должны знать что-то о судьбе его отца, могло быть совсем нетрудно. - Вы великодушный человек, барон. – По губам Винченцо впервые за время их разговора скользнула мимолетная улыбка. - Но не ищите синьору Фьорелли оправдания. Он, возможно, наивен, но его слуга, тот самый Гюнтер, был немолод и неглуп. У Гвидо были какие-то дела с грабителями, в этом нет сомнений. Но вот какие именно, он предпочитает скрывать. Лично я не готов помогать человеку, который лжет мне. И не советую этого вам. Я дам мальчишке возможность сказать мне правду. Последний раз. Но если правда не прозвучит, я умываю руки. Распрощавшись с Ферранте, дель Боско направился к своему экипажу. - Домой, - велел он кучеру, не сомневаясь в том, что Фьорелли дожидается его внутри кареты. Следующие несколько минут прошли в молчании, во время которого Винченцо разглядывал сидящего напротив молодого человека с видом посетителя кунсткамеры. - Если подданные со двора чудес намерены убить вас, Фьорелли… Особенно, если им за это заплачено… Покинув мой дом, вы, скорее всего, очень скоро умрете, - заметил он наконец. – Но если собственную жизнь, память отца и возможность рассчитаться с его убийцей вы цените меньше вашего превосходного гонора, я полагаю, вы заслуживаете подобный бесславный конец. Итак, что вы делали в «Синем петухе» юноша? Вы ничего не хотите добавить к своей истории?
Паола Фьорелли: Паола молчала, откинувшись на бархатные подушки и слегка покачиваясь в такт мерному покачиванию движущейся кареты, как качается большая тряпичная кукла – из стороны в сторону, такая же пустая и неодушевленная, какой казалась себе синьорина Фьорелли. На нее нахлынуло глухое, отупляющее безразличие. Она пыталась, честно пыталась сделать все, чтобы найти ускользающий след убийцы, готова была рисковать и рисковала, бездумно, отчаянно, преодолевая страхи… Все напрасно. Имя заказчика так и не названо, бедняга Гюнтер, верный саксонец, навечно погребен под развалинами ее по-мальчишески дерзкого замысла, и ей ничего больше не остается, как сказать правду или уйти… Или сказать и все равно уйти, потому что очевидно, что Винченцо дель Боско и пальцем не шевельнет, чтобы помочь ей… А как только она покинет палаццо дела Корте, ее настигнут вездесущие обитатели двора чудес. Паола пошевелилась и коротко вздохнула, бросая на маркиза взгляд из-под опущенных ресниц. Сидящий напротив Винченцо заговорил, взирая на нее с недоуменной, полупрезрительной жалостью, как смотрят на нашкодившего щенка, у которого на лбу вдруг нарисовался третий глаз. Она слушала его, мысленно соглашаясь с тем, что – да, так и будет, и ее глупая гордость и боязнь разоблачения тому виной, и ее никому ненужная тайна умрет вместе с ней, и все старания впустую… - Я хотела найти убийцу своего брата, - глухим, надтреснутым голосом проговорила синьорина Фьорелли, отворачиваясь, чтобы не встретиться взглядом с глазами маркиза, озаренными внезапным прозрением, и упираясь лбом в пахнущую лаком и вишней деревянную раму кареты.
Винченцо дель Боско: - Брата? – повторил дель Боско в недоумении. – Брата?! В голове его вихрем взметнулись десятки самых немыслимых предположений, и все они разбились об одно короткое слово «хотела», которое никогда не скажет о себе мужчина. Ощущения, странные подозрения, не покидавший Винченцо с момента его первого знакомства с Фьорелли, затихающие или же усиливающиеся в зависимости от поведения «юноши», обрели разом и причину, и закономерный итог. - Синьорина Паола, я полагаю? - пробормотал ошарашенный признанием девушки маркиз. – Как жестоко вы провели меня! В голосе Винченцо больше не было раздражения. Да, конечно, девица Фьорелли учудила нечто совершенно немыслимое и непристойное. Но то, что выглядело глупостью, когда речь заходила о проступках молодого человека, казалось дель Боско достойным уважения мужеством, если это же самое совершила юная дама. Одно притворство чего стоило. - Как вам не совестно, синьорина? – жалобно осведомился он, упираясь локтем в колено и наклоняясь к сжавшейся в углу кареты дочери Таддео Фьорелли. – Вы хоть представляете себе, какой скандал мог грянуть, если бы ваше инкогнито раскрыли… Да в той же Опере. Господи, хорош же был я, и хороши же были вы! Губы мужчины скептически изогнулись. Он вспомнил об утреннем разговоре с аббатом де Руасси. - Фра Леон, он знал о вашем перевоплощении? – уточнил Винченцо, пытаясь связать для себя воедино все ниточки этой удивительной истории. – Вы открылись ему, сударыня? Или тоже водили бедного священника за нос?
Паола Фьорелли: Паола покосилась на синьора дель Боско, ожидая чего угодно – взрыва язвительного смеха, возмущения, откровенного сарказма и недоверия… Но он остался спокоен – насколько это было возможно, и холодная, липкая рука боязни неминуемой кары за ложь ослабила свою хватку, превратившись в теплую, мягкую лапу, нежно сжимающую горло. Синьорина Фьорелли уставилась на подбородок маркиза, скептически заломленные губы, избегая прямого взгляда, и прошептала, чувствуя неожиданное облегчение оттого, что призналась: - Фра Леон… догадался. Совсем недавно! - вскинулась она, пытаясь заступиться за священника, который, судя по всему, старался сберечь ее тайну и сберег, хотя ее скрытность обернулась трагедией, - я умоляла его молчать, и, надеюсь, мне не в чем его упрекнуть! Я не сказала ему только о «Синем петухе»… Паола пошевелилась снова, окунаясь в вязкую тесноту пространства и ощущая на себе дыхание маркиза, и попросила жалобно, чувствуя как желание говорить затопило ее, стремясь вылиться бурным словесным потоком: - Поверьте, ваше сиятельство, я не хотела вас обманывать. Четыре месяца назад Гвидо уехал в Неаполь и исчез… Повествование синьорины Фьорелли было лаконичным, хотя и немного бессвязным, но именно оно сложило недостающие детали мозаики в цельное полотно и объяснило странные визиты в портовую таверну. - … вот так все было, - захлебнувшись от собственных торопливых слов, Паола, наконец, подняла глаза, равно готовясь принять и суровую отповедь, и хотя бы искру понимания в непроницаемом взгляде маркиза.
Винченцо дель Боско: - Значит, теперь вы убеждены, что ваш брат мертв, - мрачно подытожил маркиз. – И сами чудом избежали смерти. Чудом, в лице барона Ферранте, но тем не менее, не окажись его рядом… О-оо, я не знаю, что я сотворю с фра Леоном за такое! – вырвалось у Винченцо угрожающее. – В моем доме, у меня за спиной… Он отстранился от Паолы, не желая усиливать и без того воцарившуюся в экипаже взаимную неловкость. - Я ужасно сожалею, синьорина, - добавил дель Боско после минутного молчания. - О том, что судьба так несправедлива к вам. Утратив отца, теперь вы лишились брата и оказались в довольно щекотливой ситуации. Бруно Фьорелли ваш единственный близкий родственник, не так ли? По закону он становится вашим опекуном. И сможет устроить вашу судьбу по своему усмотрению, вы думали об этом? Скверный финал. Винченцо не мог этого не признать. Если «Гвидо», даже будучи весьма и весьма юным синьором, сохранял при этом свою самостоятельность и независимость от желаний и намерений родственников, женщине законы и традиции подобной свободы не предоставляли. Тем более юной сироте, наследнице состояния и титула рода Фьорелли. Возможно, желание Паолы выдать себя за брата продиктовано не только отвагой, но и отчаянием. Став «мужчиной», она обретала разом и свободу, и право, и возможность мстить за смерть и Таддео, и Гвидо.
Паола Фьорелли: - Я знаю, что мой брат мертв, - Паола с трудом разлепила внезапно пересохшие губы, - я знаю, что он убит, но имя того, кто нанял браво для этого злодеяния, мне открыть не удалось… Синьорина Фьорелли с надеждой взглянула в непроницаемое лицо маркиза дель Боско. Он говорил правильные, разумные слова, и, произнесенные неторопливым, сухим тоном человека, безусловно, опытного и поднаторевшего в толкованиях законов, они обретали силу и придавали уверенность в том, что он не останется безразличен к ее судьбе, но… - Официально Гвидо не объявлен мертвым. Я думаю, что тот, кто убил его, собирается убить и меня, как «Гвидо Фьорелли», потому что тоже не уверен, что не ошибся в прошлый раз. И я хочу найти его, пусть даже ценой риска, - она помотала головой, отгоняя прочь мрачные багровые пятна, мельтешащие пред глазами. - Как синьорина Фьорелли я ему не нужна, как наследник состояния и титула представляю опасность. Вы ведь понимаете, что это единственный способ заставить его проявить себя, синьор Винченцо? Пожалуйста! Помогите мне… Она произнесла последние слова упавшим полушепотом. Карета качнулась на последнем повороте, под колесами зашуршала брусчатка. - Мы приехали, синьор. Что же мне делать дальше? - сердце стукнуло и замерло.
Винченцо дель Боско: То, о чем она просила его сейчас, было опасно даже для мужчины. И тем более немыслимо для ряженной мужчиной женщины, - провоцировать неведомого врага на нападение в надежде, что он совершит ошибку и явит миру свое истинное лицо. Но с другой стороны синьорина Фьорелли уже впуталась в эту историю, никого ни о чем не спрашивая и не ища ни у кого совета. - Просто сумасшествие с вашей стороны продолжать эту комедию, Паола. И сумасшествие с моей – поощрять вас продолжать ее, - вздохнул хозяин Дела Корте. – Но и добровольно отправлять вас в лапы вашего дядюшки мне тоже не хочется. Как и запирать в монастыре, например. Поэтому ступайте умываться и переодеваться… В чистое мужское платье. Для того, чтобы разозлить синьора Бруно, вовсе не обязательно разгуливать по трущобам. Светские гостиные дадут тот же эффект. К тому же там вам не понадобится шпага барона Ферранте. Вы, кажется, назвали его капитаном Ферранте… В памяти Винченцо это слово ассоциировалось с опасностью, и теперь маркиз пытался вспомнить, почему. «Каждый человек имеет право на тайны», - сказал барон, уходя от изложения причины своего визита в «Синего петуха». А княгиня ди Сантана, помнится, уверяла, что разбойники, остановившие ее карету на пути в резиденцию кардинала Спинелли, называли своего главаря «капитаном». Подумать только, какое неожиданное совпадение. И какое многозначительное. Маркиз выбрался из кареты и протянул было руку, собираясь предложить ее Паоле. Но в последний момент вспомнил, что в глазах окружающих его спутница все еще «Гвидо». Черт побери, стоит быть осторожнее. Кажется, лакеи ничего не заметили. И даже Парролио… Мажордомо действительно было не до странных проявлений галантности хозяина. Он спешил навстречу Винченцо, чтобы поскорее передать ему записку. - От вашего брата, ваше сиятельство. Доставили рано утром, через несколько минут после того, как вы уехали. Озадаченный, дель Боско торопливо развернул скрепленный печатью Стефано лист бумаги и тихо чертыхнулся. Вот только стоит вспомнить о разбойниках… - У меня появилось совершенно неотложное дело, синьор Фьорелли. Прошу простить меня, - кратко извинился он перед девушкой. Бросать ее посреди важного разговора было неучтиво, но брат просил его приехать немедленно, и этой просьбе Винченцо не мог отказать. Не сделав и двух шагов от кареты, маркиз вновь вернулся к ней. - В «Колина Бианка», - распорядился он. - И быстро.
Паола Фьорелли: Синьорина Фьорелли коротко кивнула вслед отъехавшей карете, и, шаркая ногами, прошла в прохладный холл, мимо изумленного Пароллио, поднялась по мраморной лестнице, словно лунатик, отыскала свою комнату и закрыла за собой дверь, бессильно отпершись о косяк и смежив веки. Напряжение последних часов постепенно отпускало ее, вылившись в едва заметную синеву под сухими, растерянными глазами. Паола подошла к зеркалу – на нее смотрела испуганная девочка с потемневшими очами в пол-лица, сиреневыми тенями на висках и растрепанными волосами. Она стянула с себя изуродованные камзол и кюлоты, сорочку, плотный корсет, словно куколка, вышедшая из кокона, сверкая тонкими ключицами и молочно-белой, нетронутой грудью, налила в таз воды и умылась, осторожными движениями смывая с себя боль и отчаяние последнего дня. Одежда осталась лежать на полу бесформенной кучей, и Паола вдруг вспомнила, что ей придется просить у маркиза кого-то в услужение, чтобы вынужденное ее положение не казалось нарочитым. Она потрясла головой, как щенок, стряхивая с каштановых волос бриллиантовые капли воды, промокнула лицо и тело тонким полотенцем и торопливо оделась в свежее, хрустящее белье, кюлоты лягушачьего цвета и бледно-зеленый камзол. Осторожный стук в дверь выдернул ее из полусонного состояния. - Вы пожелаете завтракать в комнате, синьор? – вышколенная физиономия лакея появилась в дверном проеме, оглядывая комнату с неприкрытым интересом. Похоже, о возвращении Гвидо Фьорелли в карете маркиза дель Боско в виде сильно непотребном и без сопровождения угрюмого немца стало известно всей челяди. - Нет, не нужно, спасибо, - проскрежетала Паола, - я хотел бы поговорить с фра Леоном, он уже спускался к завтраку? - Синьор де Руасси не так давно уехал, сообщить вам, когда он вернется, синьор? – даже брови и безмятежный напудренный лоб лакея излучали неприкрытое любопытство. - Да… спасибо, - неловко пробормотала синьорина Фьорелли, - больше ничего не нужно. Лакей кивнул и испарился, притворив за собой дверь. Паола вышла следом, задумчиво бредя по анфиладе комнат и галерей, в свете солнечного утра восхищавших великолепием позолоты и тончайшего мраморного кружева, расписных плафонов и загадочных мозаичных полотен. Синьорина Фьорелли толкнула наугад массивную дверь, и окунулась в полумрак огромной библиотеки. В углу между высокими шкафами стоял глобус - она погладила его шершавую поверхность тонкими чувствительными пальцами и уселась на маленький диванчик напротив. Что-то больно кольнуло в бок. Это была книга, тяжелая, пахнущая краской и кожей книга в бордовой обложке с золотым тиснением. «Charles Sorel, sieur de Souvigny, - прочла она, шевеля губами, как в детстве, - Les Lois de la Galanterie». Девушка открыла книгу наугад – точнее, та раскрылась сама. Через четверть часа голова синьорины Фьорелли покоилась на бархатной диванной подушке – тяжелый том в кожаной обложке скользнул вниз, мягко шлепнувшись на пушистый ковер. Эпизод завершен
полная версия страницы