Форум » Ах, Неаполь, жемчужина у моря... » О родственниках, которые становятся вашей обузой, и о несчастьях, которые с ними случаются » Ответить
О родственниках, которые становятся вашей обузой, и о несчастьях, которые с ними случаются
Бруно Паоло Фьорелли: 10 июня 1744 года, около полудня, палаццо семейства Виценто
Ответов - 12
Бруно Паоло Фьорелли: Нетерпение – враг интригана. И все же для Бруно Фьорелли слишком многое было поставлено на карту. Поэтому синьор не стал медлить и отправился в дом министра ди Мадильяни утром, последовавшим за ночью, проведенной в игорном доме, и днем, потраченным на обдумывание грядущего разговора. У посетителя не было особой уверенности в том, что вельможа соизволит немедленно принять своего очень давнего и возможно не всегда удобного знакомца. И постное лицо встретившего Бруно лакея только подтверждало его опасения. - Обожди-ка, милейший, - остановил гость слугу, намеревающегося уже исполнить для него классическую пьесу «ах, хозяина нет дома». – Подай-ка мне перо и бумагу. Удивленный, лакей все же исполнил требуемое. И Фьорелли размашисто начертал на листе «Патриция. Вам стоит это знать, синьор», сложил послание кокетливым треугольником и передал лакею. - Если его сиятельство занят… Я уверен, у господина министра множество неотложных дел, найти время на встречу с провинциалом непросто… Так вот, передайте ему эту записку, пусть прочтет прежде, чем предложит мне заехать снова через недельку-другую, - сардонически усмехнулся Бруно. - Синьор, вы вольны мне не верить, но графа действительно нет дома, - поежился слуга под пронизывающим взглядом гостя. – Он завтракает у синьоры дель Боско. А потом, верно, поедет в министерство. Но если вдруг… Вы можете обождать в гостиной, - предложил он, опуская записку на серебряный поднос для писем и визитных карточек. – Прошу вас, сюда…
Граф Виценто: Настроение графа, возвращающегося из Колина Бианка, трудно было назвать хорошим. А после заявления слуги, что в гостиной его дожидается посетитель, решительно не желающий уходить, оно ухудшилось окончательно. Подавив в себе недоброе желание приказать лакеям немедленно вышвырнуть этого незваного гостя вон, синьор ди Мадильяни сквозь зубы осведомился об имени нахала. - Синьор Бруно Фьорелли, ваше сиятельство, - испуганно сообщил слуга. - Бруно Фьорелли?! «Прекрасно. Мало нам было Гвидо, а вот и его дядюшка. Тот самый, которого племянничек готов обвинить в убийстве отца. Решительно, в подобной ситуации мараться знакомством с этим синьором я не намерен». - Меня нет дома, глупец, - процедил граф. – Нет, и для этого господина не будет, ясно тебе. Ступай и проводи синьора до ворот, пусть убирается ко всем чертям. - Но, ваше сиятельство… - Но? – Губы министра угрожающе сжались в нитку. - Синьор Фьорелли предвидел, что вы его не примете. И написал вам записку. Сказал, чтобы я обязательно передал вам ее прежде, чем… Чем попрошу его покинуть палаццо. - Записку? Вот как… Брезгливым движением граф Виценто подхватил с подноса злосчастный треугольник, мазнул взглядом по двум коротким строчкам… Патриция! Патриция!!! Последнее время имя собственной жены действовало на Чезаре так же бурно, как святая вода на исчадий ада. Что мерзавец Фьорелли может знать о Патриции?! Впрочем, на то он и мерзавец, чтобы знать то, на что другие предпочитают не обращать внимания. - Я приму синьора Фьорелли в кабинете, - буркнул ди Мадильяни, опасно побагровев. – Сейчас же.
Бруно Паоло Фьорелли: Поднимаясь за лакеем по широкой мраморной лестнице на второй этаж особняка, Бруно Фьорелли плотоядно улыбался. Как хорошо, что граф Виценто не из тех мужей, что безоглядно доверяют женам и не желают прислушиваться к сплетням о них. Впрочем, учитывая разницу в возрасте между супругами, и внешность графини… Он видел Патрицию мельком в Сан-Карло, но даже этого беглого взгляда хватило для того, чтобы произвести на синьора впечатление. Аппетитная штучка. В иной ситуации Бруно, пожалуй, направился бы со своими знаниями прямиком к даме, а не к ее мужу-рогоносцу. И постарался бы убедить красавицу в том, что ради спокойствия ревнивого супруга ей стоило бы стать с ним-Фьорелли поласковее. Но сейчас у синьора были другие интересы. Имение и титул важнее пикантной любовной интрижки, и поэтому Бруно спешил в кабинет к графу, а не в будуар к графине. - Сколько лет, ваше сиятельство! – развязно приветствовал он ди Мадильяни, решив, что роль почтительного просителя ему сейчас не к лицу. Виценто был похож на бурдюк с прокисшим вином. Черт возьми, годы никого не красят, но красотку Патрицию можно только пожалеть. – Как молоды мы были… Когда виделись в последний раз. Как ваше здоровье, друг мой? Как поживает ваша блистательная супруга? Фьорелли почти издевательски раскланялся, с интересом наблюдая со сменой оттенков на багровом лице министра торговли.
Граф Виценто: - Я почему-то надеялся, что это вы мне расскажете, как поживает моя супруга, - пропустив мимо ушей и издевку, и наигранные сантименты, – воспоминания о молодости, - синьор ди Мадильяни красноречиво помахал перед носом Бруно его же собственной запиской. - Я человек занятой, Фьорелли, вы это знаете. Меня к тому же ждут в министерстве. Поэтому рассказывайте, с чем пришли. И выкладывайте, что вы за эти сплетни хотите. Понятно, что вы явились не для того, чтобы безвозмездно облагодетельствовать меня по доброте душевной, - резкий голос графа был подобен вороньему карканью. И в нем явно слышалась неприязнь. Глядя на гостя, Виценто должен был отметить, что годы обошлись с ним много добрее, чем с самим графом. Стройный, подтянутый, хищный – этот явно не страдает подагрой и разлитиями желчи, да и удар такого не хватит. Прямо наглядный пример того, что неудобных родственников стоит вовремя спровадить на тот свет прежде, чем они окончательно испортят вам кровь. - Странно, однако, что в провинции о моей жене знают что-то такое, что неизвестно мне, ее мужу, вы не находите? Прозрачный намек на то, что сплетне, с которой явился к нему Фьорелли, может оказаться три кавальо цена в базарный день.
Бруно Паоло Фьорелли: - Чувствуется хватка делового человека, - ничуть не обиделся на подобный прием Бруно. – Сначала, вы правы, ваше сиятельство, я скажу, что нужно мне. Сущая безделица, вас она ничуть не затруднит. Я все еще завязан с неразрешенным делом о наследстве моего покойного брата. Его величество медлит, время идет. Хотелось бы, знаете ли, определенности. И баронского титула. Гость обнажил ряд все еще превосходных, не смотря на возраст, зубов в нарочито-любезной улыбке. - И вот тогда я подумал, быть может вы, на правах старого друга, замолвите за меня пару слов при дворе в окружении нашего короля. Карл, конечно, очень занят, да и война, поговаривают, оборачивается для нас не лучшим образом. Но и черкануть одну короткую подпись – труд невелик. Главное, чтобы нужная бумага попала на стол к его величеству. А я… Я в благодарность, быть может, спасу ваше положение в министерстве. Как вы смотрите на подобную сделку, господин министр государственной торговли? Я с торговлей дел имею много меньше, но, по-моему, дельце выгодное для обеих сторон.
Граф Виценто: - Что-то я не очень понимаю, - желчно уточнил граф, - вы желаете поговорить о моем положении в министерстве, или о моей жене? Делишки самого Фьорелли тоже пока не вызывали у ди Мадильяни желания впутываться в них. Было бы нетрудно замолвить за него слово перед королем. Но где гарантия, что маркиз дель Боско не сделает то же самое для мальчишки, племянника Бруно? Если присовокупить ко всему обвинение в убийстве прошлого барона Фьорелли, которое юноша, кажется, готов бросить в лицо дяде, вот-вот разгорится некрасивый светский скандал, быть замешанным в который министру решительно не хотелось. Убивая своих родственников, позаботьтесь, черт побери, о том, чтобы на вас не падало подозрение! - Если рассуждать о выгодных сделках, то я пока еще не наблюдаю своей выгоды в той, о которой говорите вы, «друг мой» Мое положение в министерстве непоколебимо, король ко мне благосклонен. И, если я и ожидаю перемен, то только в лучшую сторону, - самонадеянно заявил Чезаре, держа в уме щедрые обещания австрийской императрицы, данные заговорщикам. Ему суждено возвыситься, а глупец Фьорелли пусть болтает, что хочет, пугая его какими-то надуманными несчастьями.
Бруно Паоло Фьорелли: - В жизни, однако, нередко случается то, чего мы совсем не ожидаем, - с видом заправского философа констатировал Бруно. – И ваше положение в министерстве, сдается мне, напрямую связано с пристрастиями вашей жены. К молодым и любвеобильным мужчинам, - жестко добавил он, потеряв желание юлить. Уж больно привлекательной мишенью показалось Фьорелли самодовольство графа. Сам бог велел поставить этого толстокожего борова на место. - Все мы грешны, а уж женщины – и подавно, но графиня, - ваша супруга, щедра не только на ласки, но и на сведенья, касающиеся потайных течений нашей торговли. Которые она, разумеется, узнает от вас. При определенных обстоятельствах эта щедрость может принести государству немало вреда. А потом чего доброго решат, что ловкая красотка действует с вашего ведома. Разве муж и жена – не один сатана, граф? Стоит подобному слуху обрести силу, и прощай министерское кресло. Никто не любит шпионов, ваше сиятельство. Тем более, когда мы находимся в состоянии войны с Австрией. Вы понимаете теперь, о чем я? С видом каноника, готового принять исповедь, Фьорелли сложил руки на груди, ожидая реакции своего собеседника. Если только ди Мадильяни не выжил окончательно из ума, он спросит по крайней мере, откуда ему, Бруно, все это известно. И это будет значить, что рыбка клюнула и пора подсекать.
Граф Виценто: Граф вновь опасно побагровел. Решительно, наблюдать, как обмениваются дерзостями другие, много полезнее для здоровья, чем выслушивать дерзости в собственный адрес. Он с удовольствием послал бы Бруно Фьорелли к дьяволу, - этому мерзавцу как раз в преисподней самое и место, - если бы не был уже осведомлен о том, на что явился раскрыть ему глаза его «старый друг». Найденная однажды записка, написанная Патрицей своему любовнику, раз и навсегда изменила отношение министра к своей хорошенькой жене. Пока Чезаре было неизвестно лишь одно – имя негодяя, столь разносторонне пользующегося благосклонностью графини. Что ж, если Фьорелли пришел преподнести ему эту часть головоломки, его стоит выслушать не смотря ни на что. - Вы так уверенно говорите о шпионаже, Бруно, - глухо заметил ди Мадильяни, - как будто наверняка знаете, что любовник моей жены – иностранец. Вы знаете это? Знаете?! – Не сдержавшись, рявкнул он, нависая над массивным, под стать хозяину, письменным столом, тяжело упираясь вспотевшими от ярости ладонями в столешницу. – Или просто дразните меня, изгаляясь в недомолвках? Только посмейте обмануть меня, и я раздавлю вас, как назойливое насекомое, слышите!
Бруно Паоло Фьорелли: - Тише, граф, тише. Ну что вы, в самом деле, так разволновались, - забеспокоился Фьорелли, сраженный, разумеется, не угрозами ди Мадильяни, а пониманием того, что если министра скоропостижно хватит удар, то ему, Бруно, от этого не будет никакой пользы. Наоборот, с видами на протекцию придется распрощаться окончательно. – Мои новости, конечно, неприятны. Но они не стоят вашей ярости. Предупрежден, значит, вооружен, не так ли? Он мигом оказался подле Виценто, и, продолжая разыгрывать роль заботливого «старого друга», чуть ли не насильно усадил графа в кресло. Затем плеснул из графина на столе воды в бокал и протянул разбушевавшемуся рогоносцу. - Дурно то, что о похождениях графини уже ходят слухи. Иначе откуда бы я, бедный провинциал, узнал то, с чем явился к вам. В том числе называют и имя… Мне пришлось повозиться, чтобы узнать его, и, надеюсь, синьор ди Мадильяни, вы по достоинству оцените мои усилия. Некий пронырливый венецианец. Синьор Скалатти, слыхали о таком? У Республики есть резон интересоваться делами Неаполя, все, что идет нам во вред, обогащает наших соседей и соперников на торговых путях. Быть может, ваша супруга не так уж и виновата, а всего лишь стала жертвой умелого обольщения, - цинично вступился за Патрицию Фьорелли, еще более распаляя и без того черное, как сажа адских котлов, бешенство обманутого мужа.
Граф Виценто: Граф с шумом глотал воду. Скалатти? Витторио Скалатти? О да, он знает этого синьора, хорошо знает. Ди Мадильяни вспомнил свой последний разговор с венецианцем на приеме во дворце Мочениго и скрипнул зубами. Собственная слепота задним числом кажется особенно позорной. Машинально бедный рогоносец протянул руку к верхнему ящику стола и извлек на свет божий смятый список своих гостей, составленный в тот вечер, когда он нашел записку жены, адресованную любовнику. Даже очень беглого взгляда на этот лист хватило для того, чтобы убедиться: синьор Скалатти числился среди приглашенных. Огорошенный, Чезаре повертел это почти неоспоримое доказательство правдивости слов Бруно Фьорелли в руках, затем бросил рассеянный взгляд в ящик: странно, что в такую минуту граф умудрялся думать о чем-то еще, кроме неверности жены, но ему показалось внезапно, что в бумагах чего-то не хватает. Да, определенно, несколько дней назад он оставил тут один важный… очень важный документ. Теперь его не было. Министр растерянно моргнул, пытаясь припомнить, не перекладывал ли он сам зашифрованную записку куда-нибудь в более укромное место. И по всему выходило, что нет. Тогда… какого дьявола? Кто осмелился рыться в его столе? Подкупленные его недоброжелателями слуги, или… Патриция?! - Значит, вы говорите, о похождениях графини уже болтают? – голос ди Мадильяни напоминал скрежет несмазанного дверного замка. – Как скверно. Скажите, Фьорелли, это правда, что вы убили своего брата? – как-то очень буднично осведомился граф, поднимая тяжелый взгляд на «старого друга».
Бруно Паоло Фьорелли: - Кто… С чего вы это взяли?! – от неожиданности убедительно изумился Бруно, недоумевая от столь резкой перемены темы, да еще в подобную неприятную сторону. Синьору Фьорелли не верилось, что граф Виценто обладает настолько превосходной памятью, чтобы держать уме все подробности сплетен более чем десятилетней давности. Значит… Значит, то, о чем он спрашивает, пришло синьору на ум не случайно. Кто-то успел освежить ему память. Но кто? И с какой целью? - Друг мой, эта история… давно быльем поросла, - скривился гость. – Я абсолютно непричастен к смерти Таддео, остальное измышления клеветников, никто не принимал их всерьез в прошлом, а уж нынче и подавно. И все же… Почему вас вдруг заинтересовал столь давний и глупый слух? Я недоумеваю, право. «Чертов рогоносец, займись лучше не моим братом, а собственной женой. Самое время тебе поступить с ней так же, как я обошелся с Таддео. А заодно и с ее любовничком. Докажи, что ты мужчина, а не тряпка». Бруно полагал, что неплохо было бы, если бы ди Мадильяни и правда задумал бы расправиться с супругой. «Вот тогда ты будешь у меня на коротком поводке, жирный боров. И добьешься для меня баронского титула…»
Граф Виценто: Ди Мадильяни явно намерен был оправдать расхожее утверждение о том, что у подобных и намерения подобны. - Я не укоряю вас, Фьорелли, - отозвался он рассеянно. Мысль об исчезновении важного документа целиком и полностью завладела рассудком министра торговли. Если с утечкой информации о министерских делах через супругу еще можно было мириться, то пропавшая бумага, окажись она в тайной канцелярии Тануччи, могла стоить графу головы. А собственную голову, ровно как и прилагающееся к ней грузное и немолодое уже тело, Чезаре ценил весьма и весьма высоко. Если Патриция замешана… - Наоборот, я надеялся… в частном порядке… узнать, к кому вы обращались в столь щекотливом деле, - продолжил его сиятельство столь ровно и невозмутимо, словно речь шла о покупке нового выезда или пошиве парадного камзола, а не о заказном убийстве. - Я уже имел неосторожность однажды связаться со сбирами. Признаться, больше обещаний, чем толку. - Министр поморщился, припоминая неприятную сцену в «Доме масок» и встречу с маркизом дель Боско. - Эти глупцы не смогли даже проследить за моей супругой, как следует. В результате, имя любовника графини мне приходится узнавать от вас. Пустая трата денег, одним словом. Но, говорят, попадаются наемники куда более толковые. Главное – найти верных людей, не так ли?
полная версия страницы