Форум » Ах, Неаполь, жемчужина у моря... » Беседы о дамской моде » Ответить
Беседы о дамской моде
Паола Фьорелли: 10 июня 1744 года, около полудня. Палаццо делла Корте
Ответов - 18
Паола Фьорелли: Когда Челия дель Боско говорила Ферранте, что синьор Фьорелли, возможно, уехал с ее дядей в Портичи на аудиенцию к королю, она ошибалась. После размолвки в Колина Бианка маркиз дель Боско явно не собирался лезть из кожи вон, дабы поскорее сделать Гвидо Фьорелли бароном. В ответ на робкую попытку заключить перемирие, Паола получила равнодушное предложение замолчать, а при попытке ослушаться – еще и напоминание о том, что если она намерена и далее оставаться в палаццо делла Корте, ей стоит научиться считаться с желаниями его хозяина. От тона его сиятельства повеяло дальним монастырем с неприступными стенами, и девушка сочла за лучшее не упорствовать. И в конечном итоге она вновь осталась предоставленной самой себе и своим тревожным мыслям, прогуливаясь по теплой терракотовой плитке полюбившегося патио с павлинами и запоздало коря себя за несдержанность. Там «синьора» и разыскал мажордомо с известием о том, что приехал вызванный маркизом портной. - Мне оставлены распоряжения вручить вас в руки этого ловкого господина, - кланяясь, сообщил Парролио. – Но прежде ему приказано заняться синьорой Мезарди. «Синьорой Мезарди?» Имя казалось Паоле незнакомым. Никаких женщин в палаццо она пока еще не встречала, ее новоявленного слугу тоже явно никогда не величали «синьорой». Если только речь не идет о той даме, из-за которой… «Из-за которой я опять в немилости у его сиятельства» - мрачно подытожила синьорина, чувствуя, как поскучневший было бесенок за ее плечом поднимает голову и азартно поблескивает бусинками глаз. Пока ее еще не выставили вон из дворца, неужели не удастся хоть краешком глаза взглянуть на ту особу, из-за которой синьор Винченцо сподобился на недопустимые для его положения безумства. Если она наживет еще одного врага, то… одним врагом меньше, одним больше. А если ей повезет, и она обретет союзницу, то, быть может, маркиз дель Боско перестанет обращаться с ней, словно с нашкодившим щенком. - Я думаю, мне стоит составить синьоре Мезарди компанию, - заявил синьор Фьорелли. – мы вместе взглянем на образцы тканей, что принес с собой портной, и, кто знает, быть может дадим друг другу пару дельных советов. Если, конечно, синьор Винченцо не запретил мне встречаться с другими обитателями дворца, - вызывающе добавила Паола. - Что он запретил вам, что нет, вам, синьор, виднее, - заметил мажордомо, мысленно давая себе обещание, что он более не спустит глаз с Марии. Парролио оказалось достаточно ее завтрака с фра Леоном и всех тех неприятных событий, что за этим завтракам последовали. «Впрочем, если этот красавчик попадет в немилость, когда хозяин узнает, что он увивался подле синьоры, тем лучше», - цинично решил управляющий, настроенный избавить дворец от присутствия всех смазливых юношей, кем бы они ни были. - А, если вам того угодно, я провожу вас в гостиную, куда должна спуститься синьора. - Ведите, любезный, - «великодушно» позволил синьор Фьорелли, выпрямляя спину и напоминая себе понижать в разговоре голос и не забывать о мужских ужимках.
Мария Мезарди: Ничего удивительного, что ночь, которую сменил вечер, ознаменованный принятием важного решения, скрепленного жаркими объятиями, Мария спала крепко, улыбаясь во сне тому чувству покоя и одновременно легкого волнения, что дарит тепло и нежность от присутствия рядом другого. Пробуждение в одиночестве стало причиной легкого разочарования, но даже оно не могло испортить радость и довольство, разлитые во всем теле. Все идет правильно, и сейчас всего лишь пауза, после которой звуки кажутся особенно сладкими. Зато как приятно вспоминать о тех, что звучали минувшей ночью. Мария улыбнулась своим мыслям и решительно выбралась из-под одеяла. Спустится ли она к завтраку? Первым порывом было сказать нет, чтобы утренняя трапеза не оказалась излишне похожей на ту, что была два утра тому назад. Но Мария сказала «да». Если она осталась на вилле делла Корте, то не для того, чтобы теперь прятаться по углам, опасаясь встречи с каждым, кто здесь живет или может здесь оказаться. К ее почти удивлению завтракала она в полном одиночестве. Быть полностью предоставленной самой себе, уединение и тишина всегда были роскошью, которой жизнь не баловала, и которую теперь можно было попробовать себе позволить. И за завтраком, и гуляя, сначала по комнатам дворца, а потом по парку, который в свете дня и при отсутствии собак казался гораздо дружелюбнее и красивее. При новости об ожидающем портном Мария обрадовалась – даже блаженное одиночество может наскучить – и порозовела от удовольствия. Никогда прежде ей не шили платьев по личной мерке и уж тем более не предоставляли права выбирать ткани. В Оспедале воспитанницам приходилось довольствоваться приютскими платьями, бесконечно менявшими своих хозяек, пока не наступала для них пора полной ветхости, или пожертвованными в благотворительном порыве какой-нибудь дамой, растроганной игрой юных музыкантш. Наибольшей удачей для синьоры Мезарди было белое платье, навсегда уже оставшееся на загородной вилле, которое лично ей подарила одна синьора. До Марии платье было надето всего несколько раз, прежде чем жизнь его юной хозяйки, дочери той синьоры, унесла чахотка. Ношеные вещи, без лишних изысков, стараниями ловких рук воспитанниц превращенные в пригодные для новой владелицы – самое большее, на что можно было рассчитывать. И теперь, когда синьора Мезарди направлялась в гостиную, она чувствовала и любопытство и легкое неверие в возможность приобщиться к таким простым и обыденным для многих вещам. В гостиной застыла ожидающая фигура портного. Он почтительно поклонился и поздоровался, смотря как будто вбок, но сразу замечая и простоту покроя платья, и что сидит оно не идеально по фигуре – с чужого плеча. Даму явно надлежало одеть так, чтобы радовала глаз, и вряд ли она сильно искушена в нарядах. Для стремящегося продать это был безусловный подарок. - Вы позволите? Портной жестом фокусника раскрыл сжимаемые подмышкой картонки, и перед Марией, как в сказке, рассыпалось блестящее разноцветье образцов. Она восхищенно ахнула и растерянно застыла. К лабиринту всей этой красоты недоставало путеводной нити, а лучше – проводника.
Паола Фьорелли: Паола добралась до гостиной чуть позже. Ей пришлось всю дорогу старательно разыгрывать из себя мужчину, ведь по пятам следовал мажордомо маркиза, и синьору Фьорелли порой делалось неловко под его оценивающим взглядом. «Знает или нет, - гадала синьорина. – Если не про меня, то про моего «слугу» знает наверняка. Представляю, что он обо мне думает…» И все же, не смотря на твердое намерение в любой ситуации соблюдать осторожность, переступив порог большой светлой комнаты, гость на мгновение утратил свою наигранную невозмутимость и уподобился любопытному зверьку. Объектом этого любопытства в первую очередь сделалась хрупкая темноволосая девушка в светлом платье, а во вторую – великолепие парчи, атласа, бархата и шелка, щедро разложенное на столе великодушным знатоком модных нарядов. - Доброе утро, синьора, - прогнусавил Фьорелли. Хоть за окнами уже миновал полдень, осыпавшись пронзительным летним зноем на кипарисы и магнолии дворцового парка, для истинного прожигателя жизни, завсегдатая балов и поклонника ночных празднеств, иначе, как «утром» это время дня не назовешь. – Вы разрешите составить вам компанию? Незнакомка оказалась хорошенькой, хоть Паола и представляла ее более взрослой. В жизни таинственная пассия маркиза дель Боско выглядела ее ровесницей. Но синьорине Фьорлелли отчего-то не пришло в голову заподозрить синьора Винченцо в пробуждении отеческих чувств к этому нежному созданию. «Содержанка – ровесница племянницы? Старый распутник», - шепнул на ухо неугомонный бесенок, но в иронии его мелькнули отголоски зависти. - Позвольте представиться, Гвидо Фьорелли, - поклонился лже-юноша, почти непринужденно улыбаясь. – Я друг синьора Винченцо. Вернее сказать, с его сиятельством в свое время был дружен мой отец. А как ваше имя, прекрасная роза? «Эти розы скоро уже по ночам начнут мне сниться!»
Мария Мезарди: Гвидо появился как раз в тот момент, когда Мария уже пребывала в состоянии некоторой растерянности, но портной еще не успел этим полностью воспользоваться. Она раскладывала кусочки ткани, яркие и красивые, как мозаика, откладывая в сторону однотонные - жемчужно-серый, бледно-лимонный и нежный беж. Мастер смотрел внимательно и несколько неодобрительно, явно имея свое мнение по данному вопросу и намереваясь его недвусмысленно высказать, но синьоре этого было попросту не видно. Распахнувшаяся дверь заставила их обоих обернуться. - Мария Мезарди... - отозвалась Мария, сначала по привычке почувствовавшая от комплимента неприятный укол, но уже в следующий момент сама чуть этому не рассмеявшаяся. Где-то она слышала имя Фьорелли. Ах да, вчера утром маркиз говорил, что он будет на вечернем ужине. Его там не было. Кажется. Но вряд ли гостя пригласят в гостиную в отсутствие хозяина. Синьор Фьорелли, выходило, живет в делла Корте. Мария вспомнила священника за вчерашним завтраком. Дворец был не таким пустынным, каким мог показаться, благодаря своим размерам и вышколенности умеющей вовремя исчезать прислуги. Мария улыбнулась - дружба с его сиятельством была сейчас для нее лучшей рекомендацией, а упоминание его имени - двойной. - Синьора Мезарди, - добавила Мария и, подумав, не стала никак уточнять главные причины своего пребывания в гостиной, ограничившись второстепенными. - Я смотрела ткани. Она бросила короткий взгляд на портного, который решил немедленно воспользоваться этим якобы приглашением вступить в разговор. - Синьоре нельзя отказать во вкусе, но она слишком скромна в выборе расцветок, вы не находите? - он кивнул на отложенные Марией образцы. - Ткани, украшенные яркими цветами пошли бы ей намного больше.
Паола Фьорелли: - Яркими – нет! – замотала головой Паола, вспомнив кричащую обстановку Дома Масок, яркие платья, яркие румяна, алеющие кармином соски дорогих шлюх. – Что-нибудь более нежное, мне кажется. Глаза «синьора Фьорелли», устремленные на образцы, невольно загорелись далеко не мужским интересом. Впрочем, кто запрещает мужчинам разбираться в шелках и кружевах? Разве не маркиз дель Боско не далее как сегодня утром со знанием дела перебирал камзолы из гардероба мнимого Гвидо. - Я вижу, вы в затруднении, милая синьора, - «угадал» Фьорелли, рискуя прослыть одновременно щеголем и дамским угодником. Во всяком случае что-то подобное Паоле почудилось во взгляде мажордомо. - И это не удивительно, у господина портного превосходный выбор материи на любой вкус. Вы позволите помочь вам? Что, собственно, вы желаете сшить? Какие платья, для чего? Ах, Паола сама бы была не прочь заиметь какую-нибудь шуршащую атласом обновку. Например вот такую, из кремового с голубым, или вот из этого, густо-синего с белой, розовой и золотой вышивкой. Увы, какое-то неопределенно-долгое время ей предстоит довольствоваться жюстокорами, камзолами и кюлотами. В данный момент, рядом с ворохом роскошной ткани, подобная перспектива казалась синьорине особенно мучительной. Она тряхнула головой, отгоняя наваждение, и уперлась ярко-васильковым взглядом в лицо Марии. А затем невольно оглядела и нынешнее платье синьоры, больше подходящее служанке, чем даме, хозяйничающей в подобном роскошном дворце. Что ж, значит, девушку не удивит ее следующий вопрос. Может быть, хотя бы смутит? Хотя, если взять, например, Кармелу, то смутить эту девицу непросто. - Простите, вы родственница маркиза, синьора? – как бы невзначай поинтересовался Фьорелли. – Сегодня я имел удовольствие быть представленным его племяннице, она очаровательна. А вы, стало быть?...
Мария Мезарди: Вопроса, да еще заданного напрямую, глядя в упор, пристально, Мария не ожидала. Даже не потому, что была уверена, что о ней знают в доме все, вплоть до дворовых собак, а просто потому что он казался невозможным. В глазах ее немедленно отразились недоумение и растерянность, и она поспешно отвела их, уставившись на первое, что попалось - грязноватый манжет рубашки портного, покоящийся сейчас на вышитой на молочной белизны шелке розе. Щекам немедленно стало жарко, и синьоре Мезарди стало понятно, что именно с той самой розой они и сравнялись цветом. Если бы она знала, что разговаривает с синьориной, хоть и побывавшей уже в портовом кабаке и борделе, но все-таки невинной девицей, ее смущение было бы еще более сильным. Но перед ней был синьор и, что было очень вероятно, не последний, с которым ей придется столкнуться. И вопросы, возможно, тоже еще будут... Так кто же она здесь... - Нет, я не родственница его сиятельства, - словно издалека услышала Мария свой голос, и его звук помог ей справиться с замешательством и вновь спокойно посмотреть на "молодого человека". - Ни дальняя, ни близкая. Я не дочь его друзей и не гостья. И не служанка, - продолжила синьора очерчивать круг всевозможных человеческих связей, что проходил вдали от нее. - Я живу здесь, потому что... потому что его сиятельство хочет, чтобы я была здесь, а я... - на какой-то короткий миг Марии показалось, что руки Винченцо дель Боско обвились вокруг ее талии, и она даже почувствовала его дыхание на своей шее; от короткого наваждения глаза ее заблестели и закончить ей удалось уже совсем уверенно, - а я рада его желанию, синьор. Очень рада. - Но мы забыли о тканях... - Мария аккуратно вытащила образец из-под манжета портного, застывшего в позе "меня здесь нет". - Для платьев... - повисла пауза: сложно объяснить, для чего нужны платья, если у тебя была пара на все случаи жизни, - каких? Для дома, или для прогулки, или для вечера... - она растерянно улыбнулась.
Паола Фьорелли: В отличие от портного, мажордомо всем своим видом напомнил, что «он тут есть». Хотя даже Парролио приходилось признать, что невозможно оградить синьору Мезарди от подобного рода вопросов. И сейчас, и впредь. Окажись рядом сам маркиз, ответить было б проще. Тогда, впрочем, никто не осмелился бы спрашивать. Но даже сейчас воля хозяина палаццо, пусть и отсутствующего, но все так же незримо-властного над судьбами обитателей палаццо делла Корте, определяла, кто есть кто и почему. «Девочка все верно сказала, она тут, потому что его сиятельство того желает. А большего мальчишке знать и не положено». Синьорина Фьорелли почти растерялась. Ей казалась, что она ответов на ее вопрос существует не так уж много, но собеседница нашла свой, особенный. Искренность Марии неожиданно задела Паолу, воспитанную в мире, где искренность была чуть ли не непристойностью. А как же приличия, правила, условности, все те столпы светского общества? «Вот так просто, он захотел, она захотела… Эта дама, кажется, именует себя синьорой, она что же, замужем? И где же сейчас ее супруг? Или он тоже не против того, чтобы маркиз дель Боско позаботился о платьях для его жены?!» - Да, нужен утренний туалет, на французский манер его называют неглиже, - механически принялась перечислять синьорина. – Домашнее платье, платья для прогулок, костюм для верховой езды, платье для приемов с широким панье. Вы… «Боже, что я говорю, неужели его сиятельство будет выводить свою любовницу в свет? Или я все же ошибаюсь, и между ними ничего нет, кроме той истории со спасением, о которой болтала Кармела?» - Вы собираетесь выезжать? - ляпнула она, не сдержавшись. – На приемы или в оперу? Я слышал, в моде теперь шлейфы и складки "а ля франсез". Вам нравится этот фасон?
Мария Мезарди: - Выезжать? - переспросила Мария, не в силах поверить в то, что синьор Фьорелли произнес именно это слово. Она изумленно посмотрела на Пароллио, словно хотела спросить, на самом ли деле то, что она сказала, можно трактовать двояко. Ей казалось, что нет, но молодой человек не понял или - при этой мысли синьора Мезарди закусила губу и чуть нахмурилась - сделал вид, что не понял. Что-то вроде развлечения или изысканного способа поставить на место. Хотелось верить, что нет. - Нет, я не буду выезжать, - Мария смотрела на Паолу, но как будто сквозь нее. - Особенно на приемы. И, - она решилась на самый прямой из всех возможных намеков, - представлена племяннице его светлости тоже. Как и другим родственникам. Так что для этого случая платья тоже не понадобится. - Платье со шлейфом прекрасно получится из этого, - портной понял, что ждать завершения разговора - почти остаться без заказа, и решил напомнить о своем существовании, ловко достав из рассыпанного множества образцов один, самый нижний. - Нет, шлейф будет излишним, - твердо сказала Мария, но ткань яркого голубого, как весеннее небо, цвета, не отбросила. - А складки можно. Чудесный цвет для вечернего платья. Или все-таки этот... - она вновь взяла в руки золотистый, на котором нежно алели бутоны роз. - Его можно бы было для прогулочного, но тогда можно потеряться среди розовых клумб. И еще для... - Мария, перебирая разноцветные кусочки, увлеклась и забыла про все неприятные подозрения, - как вы назвали утреннее платье? Оно ведь должно быть особенным? Марии приходилось видеть дам днем, вечером и даже поздним вечером, но никогда - сразу после их пробуждения. Утру же, сменившему минувшую ночь, могло пойти только что-нибудь красивое.
Паола Фьорелли: Паола страдальчески закусила губу. Стараясь поставить в неловкое положение синьору Мезарди, она оказалась там сама. Неглиже было нарядом довольно фривольным и мало напоминало платье. Скорее это была юбка с распашной кофточкой, поверх которой при желании набрасывался пеньюар. Французские модницы, замашки которых быстро подхватили кокетливые итальянки, носили неглиже из тонкого шелка, обильно украшенное золотом и серебром, богатыми вышивками и кружевной отделкой. Но раз синьора спрашивает, значит, она не знает, о чем речь, а раз не знает… Каким, скажите, образом, «молодой человек» сможет объяснить ей эти вещи?! Сейчас в качестве наглядного пособия решительно пригодилась бы Кармела, причем не в мужском костюме, а в том изящном и полупрозрачном одеянии, в котором она встречала гостей Дома Масок. Пока синьорина Фьорелли тщетно пыталась уйти от неудобного ответа, положение спас Парролио, решивший, что Мария, мучительно выбирающая между двумя лоскутами атласа, непростительно скромничает. - Если вам нравятся обе эти ткани, синьора, закажите два прогулочных платья. Или три. Почему нет? – мажордомо картинно возвел глаза к потолку, призывая в свидетели весь сонм херувимов, пастухов и пастушек с украшающей свод гостиной росписи. – Его сиятельству будет приятно видеть вас красивой. И в оперу он вас отвезет, и на променад. Думаете, для чего у господ маски придуманы? Как раз для того, чтобы разные не в меру любознательные типы не совали свой нос, куда не надобно. «Отвезет в оперу и на променад», - эхом отозвалось в голове Паолы. Она вспомнила блистающее великолепие Сан-Карло и ощутила болезненное желание вновь оказаться там, но на этот раз в женском облике под своим собственным именем. Случится ли это когда-нибудь? «Не случится, - скорбно заметил ангел. – Если ты окончательно рассоришься с маркизом». - Он прав, милая синьора, - развязно улыбнулся Фьорелли. – Чем больше платьев, тем лучше. О, этот золотистый атлас превосходен. Я думаю, мне стоит заказать камзол в тон вашему будущему наряду. Быть может, мне даже удастся сопроводить вас на какую-нибудь небольшую прогулку. Я был бы рад развлечь вас, право.
Мария Мезарди: - Что касается утреннего платья, - изобразив деликатное покашливание, заметил портной, понизив голос почти до доверительного шепота. - Если вы позволите, я посоветую и... все получится самым изумительным образом. Вы останетесь довольны и... все останутся довольны, - закончил он, несколько неопределенно, впрочем, весьма для всех понятно. Разговор клеился забавный и даже несколько двусмысленный, но для обслуживающего самых взыскательных господ мастера ситуация была далеко не самая щекотливая. Мария кивнула, соглашаясь с тонкой шелковой тканью кораллового цвета. Заказывать сразу три наряда для прогулки ей никогда бы не пришло в голову. Любое приобретение, от ленты до платья, сделанное когда-либо ею или для нее, подчинялось в первую очередь требованиям практичности. Марии не мог быть безразличен свой наряд, но ведь даже цветы, приколотые к корсажу, прежде всего украшали скрипачку, на которую будут смотреть гости. В том мире, где она жила, три платья для прогулки были так же не нужны, как сразу три стула, чтобы прямо сейчас сесть. Приятное занятие выбора, понятное любой даме, посещающей балы и оперу, для Марии Мезарди было почти священнодействием, в котором все неизвестно. И здесь простой совет мажодормо, сопровождаемый подтверждением синьора Фьорелли, оказался путеводной звездой, свет которой превратил неочевидное в естественное. Чем больше, тем лучше... Чем красивее, тем лучше. И нет ничего проще. - Чем больше, тем лучше, - добавил портной и, снова понизив голос, добавил, - чтобы не надоедало. - Три платья для прогулок и... два вечерних. - Вы совершенно правы, синьора, - портной не стал дожидаться, когда его опять неожиданно прервут. И дальше все было стремительно. К выбранной ярко голубой и золотистой с розами добавился светло охристый, украшенный тонким рисунком из изумрудно-зеленых листьев, и светлый беж, и алый с блестящим жемчужным узором, и венецианское кружево, и атласные ленты для бантов и тесьмы... Яркий хоровод тканой красоты, от которой слегка кружилась голова. - На небольшую прогулку? - словно вынырнув из забытья, переспросила Мария. - Да, здесь такой изумительный парк. И столько цветов. Гулять одно наслаждение. Предложение синьора Фьорелли было довольно галантным. Возможно, в его комплиментах можно бы было заподозрить нечто необычное, но для Марии сейчас все было в высшей степени необычно, к тому же в делла Корте она чувствовала себя настолько защищенной от всех неприятностей, насколько это вообще было возможно. И это невинное развлечение сделало бы дом не таким пустым в отсутствие его хозяина.
Паола Фьорелли: - Обождите, не уходите, - заволновался портной. – Мы ведь еще не закончили. Я слышал, вам тоже заказаны обновки, синьор. И потом, нужно снять мерки… Паола поморщилась. Мерки, ну, разумеется. Платья дамам обычно шили портнихи. Но закоренелому холостяку дель Боско явно даже в голову не пришло, что стоило посылать за женщиной, а не за мужчиной. - Ну что вы, милейший, мы вовсе не отправляемся на прогулку немедленно, - улыбнулся Фьорелли. – Времени у нас предостаточно. Я слышал, маркиз уехал в королевскую резиденцию. Это, я так понимаю, надолго. - Сначала к синьору ди Фиори, - уточнил Паролио больше для Марии, чем для Паолы. Эдак бедняжка решит, что его хозяин относится к ней исключительно как к ночному постельному развлечению. А на самом деле у вельмож забот невпроворот. – А потом в Портичи. Но да, синьор Фьорелли, вы правы, надолго. Что поделаешь, его сиятельство – человек занятой. - Даже не сомневаюсь в этом, - Паола стоически проглотила прорезавшуюся было в ее тоне иронию. – Ну а мы, пташки божьи, обречены терзаться от безделья. Что само про себе тяжкий труд. Особенно с непривычки. Скажите мне, прекрасная роза, чем вы занимали себя до того, как поселились в этом палаццо? Лично я штудировал науки во Флоренции, - наполовину солгала синьорина Фьорелли. В университете, разумеется, училась не она, а Гвидо. Совершенно равнодушный к модным у аристократов праву и философии, он изучал архитектуру, до того, как… как… В этом месте девушка на мгновение закусила губу, перед глазами ее мелькнула страшная и неопровержимая улика гибели брата, и голос Фьорелли предательски дрогнул. Чтобы как-то оправдать это странное волнение, Паола заговорила о другой смерти, такой же печальной. – Но после смерти матери учебу пришлось оставить. И отправиться сюда заниматься делами наследства. Признаюсь, я скучаю по городу, где прошло мое детство. А вы, синьора, родом из Неаполя?
Мария Мезарди: - Нет, я из Венеции. Я воспитывалась в Оспедале делла Пьета. Приют, где учат музыке. Я оттуда уехала три года назад. Иногда я вспоминаю концерты там... Здесь я тоже играла. На приемах... Выступления девушек в Оспедале, проходившие в такой целомудренной обстановке, что слушатели не могли видеть их, перед публикой, приходившей ради музыки, и правда сильно отличались от игры на приемах, где пьесы Вивальди были приятным приложением к изысканным блюдам, а женщина, играющая на скрипке, стояла на виду у всех, давая возможность выбирать - слушать больше или смотреть. - Иногда мне хочется вновь увидеть Венецию. Иногда грустно, что, возможно, больше никогда не увижу. Наверное, это и есть скучать, - с улыбкой заключила Мария, посмотрела на ворох выбранных тканей и кружев и воскликнула, вызвав этим довольную улыбку на губах портного. - Поверить не могу, что я все это выбрала. Говорить о своем прошлом было легко - оставалось только радоваться, что собеседник, спросив про далекое и сегодняшнее, не поинтересовался непосредственно вчерашним днем. Простые слова "Гвидо" были одновременно понятны и непонятны. У Марии не было матери, и она никогда не теряла близкого человека. Смерть мужа, синьора Мезарди, оказалась скорее потерей чувства защиты и хрупкой надежды на будущее. - Потеря может лишить надежды и... тогда все поворачивается не так, - сочувственно кивнула она и, повинуясь уже почти обычному порыву: все время слышать о том, о ком думаешь, достраивая про себя его образ, спросила. - Его сиятельство помогает вам с делами наследства? Мария внимательно, хотя и избегая взгляда в упор, смотрела на "молодого человека", в котором многое казалось как будто непонятным. Он был и искренним и ироничным одновременно, словно ему хотелось и поговорить, и была неприятна необходимость разговора. Эти слова о безделье, и излишне вычурное, вновь произнесенное обращение "прекрасная роза". Синьора чуть отодвинулась от стола, давая синьору возможность подойти ближе к портному. - Может быть, для мерок можно позвать служанку? - неуверенно обратилась Мария одновременно к портному и мажодормо.
Паола Фьорелли: - Отличная мысль, - оживился Парролио. - Я кликну Марту. Паоле подобная любезность не полагалась, оставалось лишь подавить вздох и надеяться на то, что портной, снимая мерки с «молодого синьора», не заметит или предпочтет не заметить ничего подозрительного. Рассказ Марии тем временем становился все удивительнее и удивительнее. Сирота, родом из Венеции, воспитывалась в приюте… И где только маркиз ее выкопал? Если верить Маттео-Кармеле, то известно где. Мы простим синьорине Фьорелли некоторую наивность и категоричность ее рассуждений о синьоре Мезарди. Не смотря на авантюру, в которую эта девушка ввязалась, и даже не смотря на разносторонний жизненный опыт последних нескольких дней, она все еще оставалась во многом в плену житейской невинности, свойственной девицам из хороших семей, воспитанным в строгости. В свое время это сразу угадал аббат де Руаси. Взявшийся на свой лад защищать интересы синьорины, он не преуспел в этом, скорее, наоборот. И хорошо было, что Паола не знала о том, что произошло между Марией, фра Леоном и Винченцо дель Боско. Хоть мысль о странном исчезновении молодого священника, обещавшего ей дружеское участие, и не могла не беспокоить «синьора Фьорелли». - Да, он помогает мне… Мое дело довольно запутанно, - пояснила Паола. Твердо решившая рассказать про негодяя-дядюшку каждому встречному-поперечному. Маловероятно, что слухи об ее намерениях просочатся в высший свет от слуг маркиза или этой подозрительной тихони-скрипачки, но есть еще портной… Да-Да, он весьма ловко делает вид, что в комнате присутствует исключительно духом бестелесным, но при этом явно не пропускает ни одного слова из идущих в его присутствии разговоров. - Мой отец был другом его сиятельства. Он погиб много лет назад. И с тех пор имением заправляет дядя. Мать вынуждена была уехать из Неаполя и увести нас с… сестрой во Флоренцию. Не думаю, что после стольких лет синьор Бруно Фьорелли щедро вручит мне то, что принадлежит моей семье. Скорее, наоборот. Именно поэтому, прекрасная роза, я поселился в палаццо делла Корте, тогда как в доме моего отца распоряжается дядюшка. Возможно, вам повезло, что у вас нет таких вот родственников, или они настолько не интересуются вашей судьбой, что отправили в приют и навсегда забыли о вашем существовании. Мир враждебен, но он враждебен вдвойне, когда врагами становятся собственные близкие. Синьорина с сожалением покачала головой и обернулась к портному, который и правда слушал ее рассказ очень внимательно. - Для меня, синьор, приберегите синий, оливковый и золотистый атлас. И, пожалуй, белый.
Мария Мезарди: - И втройне, если ты безразлична тем, кто должен тебя защищать, - эхом отозвалась синьора Мезарди. - Вы живете здесь, потому что... потому что вы... ваш дядя... - Мария старалась тщательно подбирать слова, чтобы они не могли задеть и в то же время были понятными, - может сделать вам что-нибудь плохое? Она изумленно посмотрела на "молодого человека", с которым у нее неожиданно оказалось что-то общее. Из всей длинной речи она услышала самое главное - синьор Фьорелли настолько опасается собственного дядюшки, обманувшего его, что живет у маркиза дель Боско. Как и она... С той разницей, что с ее водворением под защиту его сиятельства все поползновения ее родственников перестают существовать. - Родственники иногда появляются. Им доверяешь, потому что... просто доверяешь. - Мария смущенно затеребила полоску кружева, лежащую у самого угла стола. - Пока не узнаешь, насколько ты им безразлична и на что они способны ради того, чтобы... Как я была наивна... если бы не его сиятельство, - она спохватилась, что слишком разоткровенничалась, бросила настороженный взгляд на портного, одновременно с удовольствием и деланным безразличием откладывающий очередные образцы, и вскрикнула. - Я увлеклась. Как я могла забыть про белый... Мне нравилось мое белое платье, в котором я всегда играла.
Паола Фьорелли: - Вы на удивление деликатны, моя прекрасная роза, - невесело усмехнулась Паола. – Что-нибудь плохое? Да, это можно так назвать. Три дня назад меня пытались убить. Я даже не сомневаюсь в том, что за этим нападением стоит мой дядя. Не смотря на браваду, прозвучавшую в голосе «синьора», он все же нервно передернул плечами. Воспоминание о событиях в «Синем петухе» было еще слишком свежо, а смерть Гюнтера – не отомщена. Еще одна в растущем списке смертей, который она предъявит к расчету дорогому дядюшке Бруно. Отец, брат, верный и надежный слуга… А теперь еще Ферранте, так некстати угодивший за решетку. В который уже раз синьорина Фьорелли мысленно посетовала на то, как быстро и опасно перепутались ее дела, намерения и желания по прибытии в Неаполь. - Я не такой уж большой герой, каким пытаюсь казаться. Поэтому напуган до смерти, - доверительно понизив голос, сознался «молодой человек». – Покровительство маркиза дель Боско очень много значит для меня. Но в последние дни мне кажется, что я вот-вот его утрачу. Сказанное шло решительно в разрез с появлением в палаццо портного и щедрым намерением его сиятельства как следует приодеть лже-Гвидо. Но Паола не позволила себе позабыть о том, что распоряжение это, наверняка, было сделано синьором Винченцо еще до того, как они съездили на завтрак в Колина Бианка, а значит до их утренней размолвки. Последствия которой все еще неопределенны.
Мария Мезарди: - Убить? - теперь Мария была не просто удивлена. - Неужели такое возможно? Это же... Назвать это можно было злодеянием, смертным грехом, как угодно - продолжать уже было излишним. Нет, Мария знала, что подобное случается. В бедных кварталах семейные ссоры даже по меньшим поводам заканчивались по-разному и позволяли себе порой весьма трагические развязки, да и жизнь дна была ближе и известнее. Но чтобы подобное могло коснуться рожденного в особняке или дворце... Что бы не пришлось пережить ей, пройти по краю смерти было многажды хуже. По крайней мере, сейчас она была твердо в этом уверена. - У вас получается "казаться", - честно призналась синьора Мезарди, взволнованная откровениями молодого человека. - Вы так... спокойно обо всем рассказываете. Она уже не обратила внимание на обращение "моя прекрасная роза", которое казалось ей чуть вычурным и даже неуместным, и пока не задумалась о причинах неожиданной откровенности. - Но если его сиятельство обещал вам покровительство, он не бросит вас в таких... неприятных и даже опасных обстоятельствах, - после собственных "приключений" и роли, сыгранной в них маркизом дель Боско, Мария не сомневалась в том, что говорила. - Возможно, в последние несколько дней он был... особенно занят или расстроен, и вам показалось, - она чуть смутилась при мысли, что причиной занятости или расстройства, настороживших синьора Фьорелли, возможно, выступала она сама.
Паола Фьорелли: - Вы так хорошо знаете маркиза? – удивилась Паола той безоглядной уверенности в великодушии Винченцо дель Боско, что прозвучала в словах синьоры Мезарди. Да и с чего ей, в самом деле, сомневаться. Бедная сирота-простолюдинка, оказавшаяся в стенах роскошного дворца, окруженная вниманием слуг и осыпанная щедрыми подарками его сиятельства, она, наверное, считает, что заживо вознеслась на небеса и попала в Рай. - Люди не любят добровольно возлагать на себя обязательства, связанные с затруднениями или опасностями, Нельзя их в этом винить, - сухо усмехнулся Фьорелли, вспомнив, как красноречиво похолодел взгляд маркиза, едва он заикнулся об обстоятельствах, связанных с занятостью и расстройством вельможи в последние пару дней. Это было… Несправедливо! Столько возни вокруг этой девицы и демонстративное нежелание вступиться за Ферранте, который ни в чем не виноват, и более того, спас Паоле жизнь. С присущим юности эгоизмом синьорина никак не могла смириться с тем, что значит для синьора дель Боско на порядок меньше, чем эта молодая скрипачка, его любовница. Тогда как положение ее намного серьезнее, чем беды этой Марии. Ну что ей могло угрожать? Кармеле, судя по всему, жизнь в Доме Масок даже нравилась. Сословные предрассудки – страшная сила. Мы впитываем их, как говорится, с молоком матери. А покойная синьора Фьорелли была бедной, но гордой и благородной вдовой. И дочь воспитала так же. Сейчас Паола пожинала плоды этого воспитания, никак не решаясь поставить знак равенства между собой и простолюдинкой, и оттого страдая от невольного унижения. - Я не удивлюсь, если очень скоро его сиятельство решит, что я доставляю ему слишком много хлопот. Но… чему бывать, того не миновать, не так ли? Мне кажется, эти ленты идеально подойдут к белому. Советую заказать и их тоже.
Мария Мезарди: - Люди не любят брать на себя обязательств, - охотно согласилась синьора Мезарди. О том, как тягостны бывают для людей обязательства, налагаемые на них обстоятельствами, она могла бы рассказать синьору Фьорелли не меньше, чем он ей. Впрочем, вряд ли бы это знание ему пригодилось, а откровенничать с молодым человеком о собственном жизненном пути, в котором сомнительного было слишком много, и не по ее вине, что, конечно, никогда в глазах людей ничего не смягчает, Мария не собиралась. - Но если его сиятельство уже обещал вам... Она запнулась. Вопрос, хорошо ли она знает маркиза дель Боско, был не таким простым, каким мог показаться, и ответ на него получился бы гораздо более запутанным и неточным, чем обычно ждет собеседник. Его сиятельство мог быть великодушным - Мария вспомнила разговор в карете, во время которого благодарность маркиза почти золотым дождем пролилась на Кармелу. И очень настойчивым, и даже безрассудным в достижении желаемого... Это если вспомнить о себе. Но имеет ли все это отношение к синьору Фьорелли? Вообще-то ей совсем не обязательно обсуждать с ним его сиятельство. - Ленты – это хорошо, но к белому еще нужны кружева, - встрял портной. – Кружевной рисунок как раз то, что надо. Нежно розовый? - Нет, - твердо прервала его Мария, - только ленты. Для каймы и бантиков на лиф. Все-таки было в синьоре Фьорелли что-то, чего она не могла понять. Он казался то доброжелательным, то отстраненным и холодным. Она не ждала первого, но не могла понять и второго. Неужели неодобрение? - Быть и не миновать… Это звучит слишком безысходно, синьор, - отозвалась Мария на отчаянное философствование синьорины. – Но если, - повисла короткая пауза, и, чуть поколебавшись, синьора Мезарди все же шепотом закончила свою неожиданную и даже в чем-то смелую мысль, - я вдруг узнаю или услышу что-нибудь, что может помочь вам. Или если вдруг выяснится какое-нибудь… недоразумение…
полная версия страницы