Форум » Ах, Неаполь, жемчужина у моря... » Родственные узы » Ответить
Родственные узы
Omnes Omnibus: 9 июня 1744 года, около полудня. Палаццо делла Корте.
Ответов - 32, стр:
1 2 All
Альфонсо Мезарди: - Нам нужны были деньги. Срочно. Ты же знаешь. – Продолжал «скорбеть» ушлый племянник. «И они нам все еще нужны, - проклял он все на свете мысленно. – Мой долг никуда не исчез». Бандиты шутить не любят, ты сама это поняла уже. Видит бог, мы с отцом так рады, что с тобой не случилось ничего дурного! Отец, да скажите ж вы хоть слово! – простонал Альфоносо, бросая на Сильвио взгляды, не менее красноречивые, чем взгляды самой Марии. Мезарди-старший растерянно мотнул головой, «откровения» сына оказались неожиданностью даже для его отца. - Мария, девочка моя, - пробормотал он, тяжело поднимаясь с места, - Ну ты же знаешь, как мы к тебе относимся. Нужны были деньги на поиски, и Альфонсо заложил скрипку. Мы б выкупили ее, как только… как только… Ложь была слишком беспардонной даже для Сильвио, привыкшего лебезить в общении с аристократами и бесконечно торговаться с их управляющими за каждую монету. - Я всегда желал тебе только добра, Мария, - заключил он, со странным выражением глядя на невестку. Новое платье молодой женщины и то, что в конечном итоге она тут, в палаццо делла Корте, неожиданно обнадежило престарелого сутенера. «Хочешь ты того, или нет, знакомство с синьором дель Боско пошло тебе только на пользу, дорогая моя». Парролио хмыкнул, помимо воли восторгаясь этой красочной семейной сценой. Вмешиваться он не спешил. Какая ему разница, поверит синьора своим родственникам, или нет. Если поверит, тем хуже для нее.
Мария Мезарди: При словах Сильвио Марию передернуло даже больше, чем от слишком бурных изъявлений любви Альфонсо. Возможно, она бы и поверила им, если бы не слова разбойников, которым незачем было лгать, не заверения держательницы "Дома масок" и - что было важнее - не уверенность Парролио, за которой наверняка стояла уверенность маркиза дель Боско. Но стоило ли спорить? Так, пожалуй, ввяжешься в долгий и мутный диалог, в котором легко потеряться, а их желание продать ее подороже было неоспоримым слишком долго, чтобы его что-нибудь могло искупить. Она здесь вовсе не для этого. Нужно, чтобы они уехали... чтобы избавить себя от ненужных сожалений и чтобы выполнить просьбу своего спасителя... хотя бы эту. - Хорошо, вы желали мне добра, - Мария обошла Альфонсо - все равно решать не ему - и двинулась к деверю, остановилась в шаге от него. - Я тоже желаю вам добра, потому и пришла. В этом доме вы все-таки не на положении гостей. Вас не жалуют и... - Мария на секунду обернулась к мажодормо, будто прося прощения за то, что ей придется несколько исказить реальность и даже покривить душой, и уверенно закончила, - и добра тоже не желают. А я... синьор Сильвио, я возвращаюсь в Венецию. Как можно скорее. И задерживаться в этом доме тоже не буду. Поэтому все ваши заверения, правдивы они или нет, наверное, уже неважны. Замолвить за вас слово я уже не могу.
Альфонсо Мезарди: - В Венецию? – хором повторили деверь и племянник одинаково изумленно. Но только Сильвио сделал это тихо, а Альфонсо – по-юношески возмущенно. То, что Мария собирается уехать, означало только одно: у нее появились деньги. Ну не пешком же она пойдет в Венецию? Деньги, которые нужны сейчас им, как воздух. Вот мерзавка! - Но, Мария, одна, в чужом городе…, - протянул Сильвио Мезарди озадаченно. Конечно, его невестка родилась в Венеции, но разве она видела Венецию? Оспидале – тот же монастырь, там воспитанниц держат взаперти и пускают к ним только монахов, вроде господина Вивальди, или монахинь. – Что ты будешь там делать, как жить? Деверь устремил на ускользающую из его власти молодую женщину тяжелый взгляд. Когда покойный Паоло женился, появление в семействе лишнего рта Сильвио воспринимал, как наказание Господне. Теперь же Мария сделалась для них источником дохода. Вот так запросто взять и отпустить? - Девочка моя, неужели ты думаешь, что тебя возьмут обратно в Оспидале? – С горькой иронией уточнил он. – Дорогая, там достаточно сирот, о которых некому заботиться. А у тебя есть семья. Если Мария строит какие-то иллюзии на счет приюта, стоит их разрушить. Пора бы ей уяснить себе, что одинокая молодая женщина никому не нужна. Кроме родственников или любовников. Даже монастыри требуют с послушниц вступительный взнос. А иначе разве нищие женщины прозябали бы на улицах и торговали бы собой? Да они бы все давно обрядились монашками…
Мария Мезарди: - Конечно, у меня здесь есть семья, которая, я думала, позаботится обо мне. Мне так казалось... - голос зазвенел, потом сорвался на чем-то, похожем ни то на всхлип, ни то на горький смех. - Но лучше мне будет в Оспидале. Сирот там много, но их надо кому-то учить и... там обязательно найдется для меня занятие. Мария постаралась говорить уверенно, хотя и пребывала в замешательстве. Как легко все казалось утром, но теперь... А как к ней отнесутся в Оспидале? Какая пропасть между юной воспитанницей со скрипкой в руках и вернувшейся вдовой. Не будут ли уверены в приюте в том, что ее жизненный путь все эти годы был именно таким, каким его прочили ей Мезарди? Ее могут попросту выставить... А сейчас. После всего случившегося она по-прежнему разговаривает с деверем и племянником, и опять они пытаются ее убедить в чем-то, а она чувствует свою полную беспомощность. Ей опять нечего противопоставить им, кроме слов. - Синьор Сильвио, - преодолевая неприязнь, Мария все-таки подвинулась к деверю ближе, чтобы слова были услышаны только им: попытаться сбавить себе цену было не менее противно, чем слышать, как ее набавляют. - Я отказалась остаться здесь, в палаццо делла Корте. Я разочаровала его сиятельство. И ни с кем я не поступлю по-другому.
Альфонсо Мезарди: - В таком случае его сиятельство необычайно великодушен, - страдальчески скривился Сильвио, вспомнив страшную ночную сцену в собственном доме. И в этом тоже была виновна Мария. Кажется, талантом разочаровывать мужчин его невестка обладала в полной мере. Быть может, пусть убирается? В Венецию или к дьяволу, какая теперь разница. – А ты необыкновенно глупа, - добавил он шепотом. – И еще не раз пожалеешь о своей глупости. Особенно когда в Оспидале захлопнут двери у тебя под носом. Если ты конечно вообще доберешься до Венеции, сейчас так опасно путешествовать, кругом война… Альфонсо навострил уши, пытаясь расслышать разговор отца и тетки. Окажись они сейчас в их домишке в Веккьо, усмирить Марию, которая некстати взялась демонстрировать свой норов, было бы куда проще. Но под тяжелым взглядом управляющего маркиза руки не распустишь и угрозы себе не позволишь. Вот незадача. «Уедет, - мелькнуло тоскливое у молодого скрипача. – Уедет. И нашему квартету конец» - Ты злишься на нас, Мария, хоть мы всегда желали тебе только добра, - продолжал между тем Сильвио. – Но глупо надеяться, что чужие люди проявят больше заботы, чем мы. В Венеции у тебя нет никого, а мужчины… мужчины везде одинаковы, - с хмурой иронией сообщил музыкант своей упрямой родственнице. – Но я больше не стану тебя отговаривать. Уезжай. Конечно же, уезжай. Последнюю фразу отца Альфонсо все же удалось расслышать. - А мы? – напомнил он о своем существовании Сильвио и Парролио. – Мы в таком случае… можем идти? Мажордомо отрицательно покачал головой. - Почему бы вам не выслушать, наконец, то, что желает сказать вам синьора, - предложил он.
Мария Мезарди: - Я уже вчера хотела вернуться домой, - прошептала в ответ Мария. - Но, благодаря вашим стараниям, оказалась совсем в другом месте. Может быть, дорога до Венеции окажется более спокойной и безопасной. Лучше уж никакой заботы, чем... Мария закусила губу, сдерживая рвущиеся слова, в которых желали явиться разочарование, обида и даже, возможно, попытка объясниться. Искреннее непонимание, звучащее в усталом "уезжай" Сильвио задело ее больше, чем ложь. Лжи можно и нужно не верить, двуличности - приписать обман ради выгоды, в котором нет и не может быть и следа правды, но истинное недоумение обескураживало. - Синьор Сильвио, - Мария сделала несколько шагов назад, отодвигаясь от деверя, и заговорила громче. - Вас не отпускают, но вам помогут уехать из города, прямо сейчас, далеко. В Палермо или... - она обернулась к Парролио, - да, в Палермо. Там не будет ни старых долгов, ни Корво, ни каких-нибудь других неприятностей.
Альфонсо Мезарди: Уехать! В глазах Альфонсо плеснулась радость. Лично он был не против покончить со своими бедами подобным образом. У Мезарди-младшего в силу его юного возраста еще не развита была привязанность к насиженному месту. Да и к чему привязываться? К домишке в нищем Веккьо и визитам Ворона? В Палермо же можно начать жизнь с чистого листа, «столичные музыканты» - разве это не престижно? Приглашения на домашние концерты, на приемы, хорошенькие уступчивые провинциалки… Сильвио, однако, воспринял подобное предложение иначе. - Уехать? Но это совершенно невозможно, - простонал он, заискивающе глядя на Парролио, а затем переводя растерянный взгляд на невестку. – Я всю свою жизнь прожил в Неаполе, тут я похоронил мою Терезу… На могиле жены Мезарди последний раз был три года назад, но сейчас голос его был полон такой скорби, что могло показаться, будто синьор Сильвио овдовел буквально вчера. - Тут наш дом… Вы хотите пустить нас по миру, господа?! Какая жестокость, ну разве мы ее заслужили? Мария, ну скажи же им, что в Палермо, без инструментов, без крыши надо головой, без гроша в кармане мы просто умрем с голоду!
Мария Мезарди: Неожиданная сентиментальность Сильвио вызвала у Марии удивление и растерянность. Она прожила в семье Мезарди три года, но ни разу не видела деверя убивающимся по жене, да и сам Неаполь, кажется, был не очень милостив к прожившему в нем всю жизнь виолончелисту. Впрочем, поминание грошей многое объясняло - привычка просить денег была, видимо, даже не второй натурой главы недавнего квартета. - Синьор Сильвио, неужели вы и правда думаете, что сможете жить в Неаполе, как раньше? У вас здесь долг перед Корво... и, возможно, новый... - Мария чуть было не сказала про господина с виллы, но успела понять, что ее деверь немедленно ухватится за эту возможность получить очередной источник денег. - Как вы думаете, сколько людей недовольны тем, что я нахожусь здесь, а не... где-нибудь в другом месте? Ворон или... та синьора... Они точно чувствую себя обманутыми, но ничего не смогут сделать его сиятельству, зато вам... Уезжайте. Вам дадут возможность забрать инструменты. Наверное, и деньги. Не говорите, что у вас их после этой ночи нет. В Неаполе слишком много музыкантов, может, в другом месте вам повезет больше.
Альфонсо Мезарди: Парролио озадаченно глянул на синьору. Ничего подобного он не обещал. И позволять Мезарди вернуться в Веккьо даже на время не собирался. Не таскать же их по городу под охраной? А что если сбегут или поднимут ненужный шум? С другой стороны и посылать слуг маркиза в дом музыкантов собирать их вещи – непростительная роскошь. С какой стати, кто они такие есть? - Я распоряжусь заложить дорожный экипаж, и он будет готов через четверть часа, - вмешался в семейную сцену мажордомо. – Прислушайтесь к тому, что говорит ваша невестка, господин музыкант. Даже мой хозяин не всегда великодушен, а уж ваши разбойничьи дружки и вовсе церемониться не станут. За все надо платить. Но срочный и тайный отъезд вас спасет. Срочный и тайный, вы поняли? Никаких сборов! - Подождите, - звонкий мальчишеский голос Альфонсо задрожал от показного негодования. Если отец его был или убедительно казался по-настоящему растерянным, сын искал возможность извлечь выгоду из происходящего. Их прокатят в Палермо на карете маркиза? Прекрасно. Но, быть может, удастся выторговать себе что-нибудь еще? - Денег у нас очень мало, без инструментов мы и вовсе пропадем. И даже с инструментами… Нас никто не знает в Палермо, некому будет составить нам протекцию. Если только… Мезарди-младший устремил многозначительный взгляд на тетку. Что бы она им ни говорила, а с дель Боско ее что-то связывает. Иначе отчего простая скрипачка так запросто разгуливает по палаццо вельможи? И не удивительно, что родственники ей мешают! Рассказывает сказочки от отъезде в Венецию, а самой так и не терпится спровадить их из Неаполя. А вельможа мог бы и раскошелиться еще немного. Путь неблизкий.
Мария Мезарди: Взгляд племянника, то ли просительный, то ли даже требующий Мария прекрасно поняла. Альфонсо все-таки надеется получить от нее что-нибудь еще. Возможно, на нее бы этот взгляд и произвел впечатление, если бы всякая мысль просить о чем-нибудь маркиза дель Боско не казалась более безумной, чем... пожалуй, любая другая. Он сделал для нее слишком много, его готовность помочь ей вернуться в Венецию казалась и вовсе чем-то за пределами любого великодушия, и она испытывала неприятное чувство, что в том, что она приняла это предложение легко и просто, будто имела на него какое-то безоговорочное право, было даже нечто некрасивое. Конечно, говорят, что истинное добро не должно требовать благодарности, только помнить об этом должно дарителю, а не тому, кто получил щедрый подарок. - Альфонсо, - с непритворным ужасом прошептала Мария, - ты чего-то не понимаешь. Ни ты, ни я не можем ждать от его сиятельства даже толики большего. Я ни о чем не могу попросить его... я вообще не знаю, заговорит ли он со мной о чем-нибудь. Надеюсь, ты не настолько безумен, чтобы просить о возможности разговаривать с ним. Лучше согласиться сегодня, кто знает, что будет завтра. Я только надеюсь... - она повернулась к Парролио, - вы говорили, что будет можно забрать инструменты. Пожалуйста, устройте это, тогда у них будет возможность как-то устроиться и не сетовать на судьбу. В последнем, понимала это Мария или нет, явственно слышалось, что тогда, вероятно, можно будет надеяться, что семейству Мезарди не придет в голову желания вернуться, ровно как и какого-нибудь другого, столь же нежелательного.
Omnes Omnibus: - Ну как я могу отказать вам, синьора? – воскликнул Парролио, до того абсолютно равнодушный к стенаниям семейства Мезарди. Мария была права, еще одной встречи с маркизом этот ушлый мерзавец Альфонсо может и не пережить. Да он и сам еще окончательно не выжил из ума, чтобы докладывать хозяину о том, что Сильвио и его сынок ищут встречи с ним. - Так и быть, я пошлю кого-нибудь за их инструментами. Но на большее не рассчитывайте. Вы и так злоупотребили великодушием его сиятельства вне всякой меры. Видя, что неутомимый племянник Марии не намерен так просто сдаваться, - наглость вернулась к Альфонсо вместе со светом дня и с появлением тетки, живой, невредимой и в новом платье, - мажордомо решил окончательно взять переговоры в свои руки. - Идемте, синьора, вам больше нечего сказать этим господам, а им нечего сказать вам, - заявил он. - Ваши деяния, господа хорошие, были много красноречивее слов, так что не сотрясайте воздух впустую. Как только слуги вернутся из Веккьо с вашими вещами, вы покинете Неаполь. И помните, если вы откажетесь сделать это добровольно, вас увезут силой. И тогда уже не в Палермо, а… Но вы же не станете вести себя столь неосмотрительно, я уверен, - ухмыльнулся Пароллио, подавая Марии руку. Если ей и не доставляло радости дурное обращение с родственниками, то управляющий палаццо делла Корте находил эту жесткость весьма уместной. - Знаете, я не удивлюсь, если эти прилипалы однажды явятся за вами и в Венецию, - пробормотал он, уводя молодую женщину прочь из комнаты. – Видели бы вы их вчера вечером. А сейчас ну прямо герои, полные любви и родственной заботы. Вы, синьора, напрасно отказываетесь от покровительства моего господина. Впрочем, я вам это уже говорил. Как бы вам не пришлось спасаться от этой «родственной заботы» всю жизнь…
Мария Мезарди: - Надеюсь, в Палермо у них будет слишком много забот, чтобы думать о путешествии, - Мария не скрывала радости, что комната вместе с ее недавними родственниками оказалась вновь отделена от нее дверью, запертой на ключ: сам воздух вне ее казался добрее. - Не хочу никогда их больше видеть, - она вздрогнула и крепче схватилась за руку Парролио, будто кто-то прямо сейчас мог возжелать водворить ее в одном помещении вместе с деверем и племянником. Скрипачка и правда верила, что расстояние, что должно вскоре разделить ее с семьей Мезарди, избавит навсегда от "родственной заботы", и все-таки... Недолгое слабое торжество от осознания, что она все сделала правильно, уже прошло, сомнения же, напротив, усилились. Единственный раз в ее жизни, когда у нее было право выбора, кому эту самую жизнь доверить. Она выбрала "правильно" и... жалела об этом. Сначала только сердцем, смущаемым воспоминаниям, и можно было лишь напомнить о двусмысленности предложения и о словах, которыми оно было облечено, чтобы приглушить сожаления. Но грубая прямота слов быстро поблекла, а мысль, что она ступает в опасную неизвестность, давала о себе знать все ощутимее. В Оспедале перед ней могут захлопнуть двери. Ей казалось, что они должны ей помочь, но почему? Если даже родственники, чьей прямой заботой было опекать ее, постоянно пренебрегали этой обязанностью, пытаясь обратить ее в звонкую монету, то чего ждать дальше? Отказаться от пусть непристойности, предложенной его сиятельством, чьи объятия вызывали волнение только приятное и кто вытащил ее из объятий страха и отвращения, ради неизвестности, хранящей в себе целый ворох возможностей гораздо худших, нежели вчерашние приключения... Приходилось признать, что "правильный выбор" оборачивался чем-то прямо противоположным - ни то глупостью, ни то самонадеянностью, ни то еще чем-нибудь столь же нелицеприятным. Мария провела рукой по волосам, словно отбрасывая на время тяжелые мысли, и обнаружила, что уже стоит на верху лестницы и молчит под внимательным взглядом Парролио, вероятно, уже какое-то довольно ощутимое время. - Наверное, это была ошибка, - неуверенным голосом проговорила она. - Одна из тех, что уже невозможно исправить? - скрипачка неловко улыбнулась и собралась уже уйти, но вновь повернулась к мажодормо. - Если бы было возможно... в доме Мезарди попросить у служанки отдать мое платье для концертов. Это ведь несложно? Я была бы очень благодарна... Эпизод завершен.
полная версия страницы