Форум » Ах, Неаполь, жемчужина у моря... » Родственные узы » Ответить
Родственные узы
Omnes Omnibus: 9 июня 1744 года, около полудня. Палаццо делла Корте.
Ответов - 32, стр:
1 2 All
Omnes Omnibus: Когда мужчина, не так давно не сводивший глаз с женщины, говорит вдруг, что «не видит необходимости лично ее тревожить», жди беды. К такому примерно выводу пришел мажордомо маркиза дель Боско, выслушав последние распоряжения его светлости. Далеко не все поручения господ по нраву слугам, но служба есть служба, поэтому Парролио, призвав на помощь свою обычную невозмутимость, отправился к синьоре Мезарди. Ее злополучные родственники, запертые по распоряжению маркиза в подвалах делла Корте, все еще ожидали разрешения своей участи. И если угрозы расправиться с ними в том случае, если с Марией что-то случилось, деверь и племянник скрипачки могли больше не опасаться, - Винченцо дель Боско не показался Парролио склонным сейчас к расправам, - то что до остального… «Стоило бы примерно наказать этих типов, - размышлял мажордомо, направляясь в комнату синьоры. – Лживые, двуличные и жадные, видит бог, они еще доставят нам всем немало хлопот…» «Синьора отдыхает», - сказала Парролио Марта, и оттого он постучал негромко, лаская костяшками пальцев теплое дерево. - Синьора Мария, это Парролио, мажордомо. Можно мне войти? Мне нужно поговорить с вами… О ваших родственниках. Ему было любопытно, по-настоящему любопытно, знает ли молодая женщина о том, какую неприглядную роль в минувших событиях сыграли Мезарди. И.. как она поступит. Немногим в жизни предоставляется шанс карать или миловать своих обидчиков. И немногие к этому готовы.
Мария Мезарди: Синьора Мезарди отдыхала, но не спала. Сон, как ни странно, сморивший ее сразу после утреннего кофе, закончился уже давно. Потом Мария, по обычной привычке не нежиться в кровати, встала и позволила Марте обрядить себя в принесенное платье и причесать. Марте можно было быть благодарной за умелые руки и ненавязчивую пустую болтовню, вроде ни о чем не рассказывающую и ни о чем не вопрошающую, но приятно уводящую от собственных мыслей, которым сложно было быть спокойными, к тому же та, словно угадывая свою нужность, не спешила. Вновь оставшись в одиночестве, Мария прошлась по комнате, потом почти решилась уже выйти из нее, но так и не поняв, куда же ей хотелось бы направиться и - что было важнее - с кем она может столкнуться и хочет ли она сталкиваться вообще с кем-нибудь, осталась и вновь прилегла. Кто-то, вероятно, Марта, заходил, но она притворилась спящей. Через некоторое время раздались тихий стук и вопрос мажордомо. - Конечно, заходите, я не сплю, - Мария села и быстрым движением поправила волосы. О родственниках? Не имея никогда никаких родственников, не считая семейство Мезарди, она все-таки не сразу догадалась, что речь идет о них. Уверенность, основанная большей частью на желании, что она больше никогда не увидит их и даже говорить о них будет ей не с кем, была слишком сильной. - Что же... давайте поговорим, - она настороженно посмотрела на Пароллио, понимая, что тон выдает с головой ее отношение к предложенной теме. - Они еще здесь?
Omnes Omnibus: - Да. В голосе мажордомо, помимо воли, мелькнуло сочувствие. Хвала создателю, его собственная родня, хоть и шумная (как это заведено у итальянцев), и даже порой назойливая, все же славилась честностью и добродушием. Чтобы вот так продать родственницу в дом терпимости без ее согласия… Это уж слишком! - Видите ли, синьора, они все еще под замком, и маркиз распорядился, чтобы вы решили, как с ними поступить. Вы добры и великодушны, в этом у меня нет сомнения, но есть обстоятельства… Парролио замялся. Синьор Винченцо вовсе не уполномочивал его объяснять Марии, что болтливость ее родственников может погубить то незамысловатое инкогнито, что обеспечил себе дель Боско, надевая бауту. Невинный в сущности разбой может обернуться шумным светским скандалом. Если учесть трусость и продажность Сильвио Мезарди и его ушлого сынка, заставить их молчать не так-то просто. Никто не поручится, что музыканты сдержат свое обещание, даже если их вынудить к оному. - Хозяин не особо церемонился с вашим деверем, а потом еще эта поездка… За вами, синьора. Бертуччо рассказал мне, как все было обставлено. Не знаю, что за человек был тот господин, у которого вы гостили, но сдается мне, он не пришел в восторг от обстоятельств вашего исчезновения. Мажордомо слегка пожал плечами, предлагая синьоре вообразить степень недовольства хозяина «Вилла Пиния» самостоятельно. - Ваши родственники так много знают, и так любят деньги, - заключил он с едва заметной гримасой. – что это вызывает опасения.
Мария Мезарди: Она решила! Именно в этом случае Мария предпочла бы ничего не решать. Сама мысль о девере и племяннике вызывало чувство гадливости, и избавиться от нее можно было только больше не видя их, не слыша о них и, по возможности, никак не догадываясь об их присутствии. И уж точно не участвуя никак в их судьбе. Возможно, это и было бы великодушием. Скорее всего, именно это она бы и попросила Парролио - избавить ее от подобных решений, если бы не последующие слова мажордомо. - Вот как... я не подозревала, что тут замешано... столько всего, - она отвернулась к окну, чтобы справиться с охватившим ее волнением и не показать его. Неловкость от того, что и мажордомо, смотрящий сочувственно, знает обо всем происшедшем в самых неприятных подробностях, мешалось со смущением, словно кто-то справедливо упрекал ее в том, сколько неудобств она доставила своему спасителю и неприятностей, которые не только были, но и могут еще только начаться. - Вы думаете, я могу сделать так, чтобы мои родственники не проговорились в будущем? Но... его сиятельство очень хорошо знает, как мало их волнуют мои слова или... - неожиданная догадка мелькнула, заставила Марию развернуться и с ужасом уставиться на Пароллио. - О каком решении вы говорите?
Omnes Omnibus: - Нет-нет, синьора, ничего такого, о чем вы подумали! – Встрепенулся Парролио. Ужас в глазах Марии был слишком красноречив. – Никакого насилия. В глубине души мажордомо полностью разделял вчерашнюю точку зрения своего господина на судьбу семейства Мезарди, но ночные страсти уже поутихли. А значит, этому трусливому доходяге Сильвио и его лживому сынку не суждено пока еще кормить рыб в Неаполитанской бухте. - Но было бы очень кстати, синьора, если бы ваши родственники согласились, например, уехать из города, - прямо глядя в лицо скрипачки, поделился своими соображениями Парролио. - Если вы дадите им понять, что ни от вас, ни от его сиятельства они больше ничего не получат, а всякая болтовня окажется для них смертельно опасна, быть может, уговорить их покинуть город будет не так уж и сложно. Мажордомо поморщился. - Маркиз угрожал им… Ну по разному. Вы будете выглядеть для своего деверя заступницей. Может, хоть это проймет его трусливую душонку. «Все же хозяин напрасно доверил это деликатное дело женщине, - мысленно рассуждал он. – И все же я хороший слуга своего господина. А значит, придется поступить так, как решит синьора».
Мария Мезарди: - Его сиятельство знает, что моих родственников очень мало заботит то, что я скажу или в чем попытаюсь их убедить. Думаю, это уже не секрет ни для кого вообще. Увидеть деверя и племянника... Мария на мгновение представила себе, что говорит с ними, смотрит им в глаза. Наверное, они будут угодливо заглядывать в ее. Шептать и просить. Как обычно со всеми. Как с ней однажды. Только тогда это была просьба, за которой угадывался грубый приказ, теперь будет страх за себя. Невозможно... по телу пробежала дрожь омерзения. Очень хотелось произнести это вслух, но Мария поняла, что не сделает этого. Она не испытала бы горя, узнай, что с ее жестокими родственниками что-нибудь случилось, но сознательно обрекать их на худшую участь. Может быть, после ее отказа никто не будет с ними церемониться. Или будет... но тогда все обернется неблагодарностью по отношению к ее спасителю. - Вы думаете, если сказать им, что их ждет... худшее и им нужно уехать... И если это скажу я, то получится убедительно?
Omnes Omnibus: Парролио задумался. Трудно было сказать, что лучше: оставить семейство Мезарди самостоятельно гадать о судьбе Марии, или сходу поставить их в известность, что женщина покинула «Дом масок» и находится теперь под защитой знатного вельможи. Во втором случае открывался некий простор для шантажа. В первом… Если Сильвио вздумает искать свою невестку самостоятельно, кто знает, куда заведут музыканта такие поиски. - Вы не хотите видеть их, синьора? – спросил наконец мажордомо. – Я вас понимаю. Я могу просто велеть силой посадить их в карету и отправить… Куда бы вы хотели? «Нет такого путешествия, из которого нельзя со временем вернуться. Но зачем испытывать судьбу?» Он, не удержавшись, бросил взгляд на лежащую на столе скрипку. Потом на ее хозяйку. И невольно понизил голос, задавая следующий вопрос: - А вы сами, синьора, простите за неуместное любопытство, остаетесь или покидаете нас? Мажородомо скорчил самую невинную из хранящихся в его арсенале гримас. Подумать только, не так давно он встречал Марию Мезарди в ночном палаццо и, кажется, даже утешал, обещая, что его господин не обидит ее. - Мне крепко влетело за то, что я отпустил вас в прошлый раз, - усмехнулся Паррролио. – Я стараюсь не повторять ошибок.
Мария Мезарди: Марии было решительно безразлично, куда отправится семейство Мезарди. Ей они сделать уже ничего не могли, если у нее, конечно, получится уехать в Венецию. Она для них сразу потеряет любой интерес. Наверное, стоит рассказать это Парролио. Если и правда так легко все можно разрешить... Но стоит ли ему рассказывать? Мария колебалась, но мажодормо сам облегчил ей задачу, задав прямой вопрос. - Я уеду. Вероятно, через несколько дней. Его сиятельство был так добр и щедр, что предложил мне помочь вернуться в Венецию, - описывать их разговор подобными словами значило несколько покривить душой, но по-другому Марии сообщать о своем будущем не хотела. - Не волнуйтесь, я не сделаю ничего неожиданного, за что вас стали бы ругать. Разве мне надо сбегать? Можно это рассказать синьору Сильвио. Если он узнает, то ему не захочется возвращаться сюда... - Мария вздохнула, стараясь говорить так спокойно, словно речь идет о незначительных вещах, которые все постоянно обсуждают, - и просить о чем-нибудь его сиятельство. Как вы думаете?
Omnes Omnibus: - В Венецию, вот как, - озадаченно протянул Парролио. – Красивый город, я слышал. Путешествуя в основном при особе маркиза, если того вдруг одолевала страсть к путешествиям, мажордомо никогда не был стеснен в средствах. Но тем не менее понимал, что в Венеции синьоре Марии придется где-то жить и чем-то зарабатывать на жизнь. Даже если его хозяин пообещал ей помощь с поездкой, вряд ли великодушие его сиятельства простирается так далеко, чтобы решиться содержать женщину, с которой он провел всего одну ночь и которая явно не желает продолжения подобных отношений. Тут, в Неаполе, у Мезарди по крайней мере есть дом. Хоть его и приходится делить с жадными и корыстными родственниками. Но все же какая-то крыша над головой. - Я не знал, что у вас там родня, - участливым тоном старого знакомого сообщил он. – Думаете, они будут вам рады? Иногда, знаете, лишний рот оказывается в тягость. Даже для близких. Парролио делал заключения наобум, но что-то подсказывало ему, окажись у синьоры хорошие отношения с семьей, вряд ли она задержалась бы в доме деверя надолго. - Если уж вы спрашиваете, что я думаю... Я думаю, ну где вам, синьора, будет лучше, чем тут? – заявил мажордомо, патетически взмахнув рукой. – Уж точно не в Венеции. Даже если вам не по нраву мой хозяин… Многие синьоры, скажу я вам, терпят своих мужей, ничуть не любя их. Но не каждый муж заботится о своей жене так, как маркиз может заботиться о вас.
Мария Мезарди: - О да, никто не знает про то, как тяжел лишний рот, лучше меня. И как от него стремятся избавиться, тоже, - с горечью отозвалась Мария. - Больше никаких родственников, я возвращаюсь в оспедале, но уже не как воспитанница. Судя по всему, мажодормо знает все не хуже нее самой. Это даже лучше, не надо так мучительно подбирать слова и гадать, как ее могут понять или как следует понимать сказанное. Почти отеческий тон Парролио и растрогал и разволновал, и Мария даже не подумала, что, спрашивая его мнения, ждала советов, касающихся вовсе не ее решения покинуть Неаполь. Вольно или невольно, преданный слуга Винченцо дель Боско дотронулся до самого болезненного, пробуждая тем самым сомнения, ведь именно маркиз позаботился о ней, рискуя всем, а не те, кто был должен. - Почему вы думаете, что я испытываю неприязнь к его светлости? - тихо отозвалась Мария, отвернувшись к окну, сама еще не понимая, что зачем-то то ли вступает в спор, то ли ждет, что ее убедят в чем-либо. - Разве желание уехать должно непременно свидетельствовать о ней, а нежелание оказаться в двусмысленном положении совсем ничего не значит?
Omnes Omnibus: Какое-то время Парролио озадаченно созерцал напряженную спину молодой женщины. Нетрудно было понять, - достаточно было только прислушаться к горечи, сквозящей в голосе Марии, - что принятое решение не доставляет ей радости. - Но, синьора, - наконец заговорил он, - если вы боитесь дурной молвы, то никогда не лишне задуматься о том, что за душой у тех, кто о вас злословит. Быть может, они таковы же, как и ваша родня. Разве семейство Мезарди не считается в глазах соседей «достойным»? Про моего хозяина, например, болтают всякое, - ухмыльнулся мажордомо. – Ну и пусть чешут языками, я все равно верой и правдой служу его сиятельству. Если вы боитесь греха, то Господь в своей бесконечной милости прощает нам прегрешения, куда более страшные. Воры, убийцы, распутные священники, и те каются и будут спасены. Иным и вовсе нечего опасаться, - высказал слуга свою потребительскую доктрину отношений с религией. - Может, ваше положение и окажется двусмысленным, как вы говорите, но многие дамы, куда более родовитые, были бы рады оказаться на вашем месте, синьора. Вернуться в оспидале вы ведь всегда успеете. Там, видать, тоже не райские кущи, если вы не сбежали туда от своего деверя, - выдвинул последний аргумент мажордомо. В это минуту он действительно не понимал колебаний Марии. Мучиться в обществе родственников мужа только потому, что «так приято», и отказываться от милостей дель Боско только потому, что «это неприлично»? Что за странные создания эти женщины!
Мария Мезарди: Невозможно было не улыбнуться, слушая рассуждения мажодормо, из которых несложно было уяснить, что многое может сойти за богоугодное дело, если не сильно привередничать в выборе примеров для сравнения. Что за дело Марии было до того, что болтают о маркизе, если он сам рассказал о себе с неожиданной откровенностью? Как и его господин, Парролио, наверное, был бы обескуражен впечатлением, произведенным на нее подобным признанием. Могут ли слова не иметь никакого значения? Еще день назад она бы не сомневалась, как ответить на этот вопрос, еще этим утром тоже не сомневалась. Вот только минувшая ночь и утро... Да и нехитрое философствование Парролио уже второй раз точно попадало в уязвимое место ее убеждений. Как отнесутся в оспидале, месте строгом и благообразном, к ней, чей жизненный путь оказался скрытым от их пристального взгляда на три с лишним года? Она сомневалась и знала причины своих сомнений. Они не могли не придти, потому что у нее было время обдумать показавшуюся в первый момент столь удачной мысль и оттого что... - Зачем теперь говорить об этом? - Мария резко обернулась к мажодормо, прерывая его речь. - Ведь все уже решено и... все. А вот с синьором Сильвио и Альфонсо еще нет. Вы же пришли поговорить о них. И не мучайте меня другим, пожалуйста.
Omnes Omnibus: - Мне мучить вас! Да как же можно, синьора, - Парролио аж руками всплеснул от показного негодования. – Вы сами вольны выбирать, как вам поступать. Я всего лишь беспокоюсь о себе. Мне небезразлично, кто живет в палаццо, в котором я служу управляющим. И уж лучше б это были вы, чем… Мимолетная гримаса брезгливости скользнула по выразительной физиономии итальянца и тут же исчезла, сменившись привычной ему маской учтивой невозмутимости. - Ваше общество пошло бы моему хозяину на пользу, - заметил он задумчиво. – Но думать только о себе, оно ведь проще, синьора. Вот ваши родственники, к примеру… Так значит я скажу его сиятельству, что вы хотите отправить их вон из Неаполя? - заключил мажордомо, не моргнув глазом выдавая свои собственные намерения за желание собеседницы. – И пусть повертятся где-нибудь в Палермо без гроша в кармане. Впрок будет им наука. «Мезарди-младшего не мешало бы еще как следует выдрать на конюшне, - мысленно добавил он. – Но да руки марать неохота». Если бы Парролио знал об обстоятельствах нападения на синьора Скалатти, он, возможно, не был бы столь брезглив, оценив по достоинству таланты Альфонсо, умением проиграться в карты или пристроить тетку в дом терпимости далеко не ограничивающиеся.
Мария Мезарди: - Можете не утруждать себя объяснениями, - спокойно ответила Мария, которую откровения Парролио заставили на время забыть о своих сомнениях. Каждый и правда думал о себе, стараясь иногда подкрасить простоватость своих помыслов яркими цветами целей повыше. Сильвио в своих уговорах не забывал упомянуть ее выгоду, а мажодормо пытался облагодетельствовать и ее и своего господина. Видимо, гостьи в этом доме бывают невыносимыми. Но лучше уж думать о семействе Мезарди. - Это будет жестоко, - признаться, не в первый момент Марии пришла эта мысль, и искушение решить судьбу недавних родственников прямо сейчас, не сходя с места, на котором она стояла, было велико. - Может быть, вы думаете, что заслуженно, но подумайте, что они вернутся сюда, где у них дом, какие-то деньги и... инструменты, которыми они зарабатывают на жизнь. Нет, пусть... они уедут сами, по собственной волне.
Omnes Omnibus: - В таком случае вам придется уговорить их уехать, синьора, - насупился мажордомо. Лично он проявлять добрую волю в отношениях с семейством Мезарди не собирался. Ведь именно они были причиной всех треволнений, потрясших палаццо делла Корте за последние сутки. – Раз вы не хотите обойтись с ними жестоко, обходитесь по-доброму. Но уехать они должны. Парролио, как уже догадалась Мария, был по-своему эгоистичен. Поскольку синьора Мезарди не желала прислушаться к его доводам и остаться во дворце, можно было не возиться дальше, опекая ее. Мало ли хорошеньких женщин в Неаполе? Даст бог, скрипачка укатит в свою Венецию и ее присутствие забудется. А вот отправленные под замок маркизом музыканты целиком и полностью на совести мажордомо. И надо бы поскорее от них избавиться. - Идемте, спустимся в подвал, там и поговорите, - предложил Парролио. – За инструментами, если понадобится, я пошлю кого-нибудь. Но на долгие сборы времени не дам. Пусть скажут спасибо, что я не возьму с них плату за карету. К экипажу, - и тоже совершенно бесплатно, - мажордомо намерен был добавить пару крепких парней, дабы родственники Марии потрудились доехать туда, куда он их отправит. Палермо, да-да, Палермо. Заодно слуги передадут письмо управляющему сицилийского имения дель Боско. Пусть присмотрит за «святым семейством» на месте.
Мария Мезарди: - Все-таки мне? - удивилась Мария, которой казалось, что если все решено, то ее участие уже не нужно. Она нахмурилась и недовольно закусила губу, но надутый вид вдруг подобравшегося мажодормо - еще бы, кажется, она разочаровала его не меньше, чем его господина - был довольно непреклонен. Можно было отказаться, вряд ли бы ее повели в подвалы палаццо насильно, но синьора Мезарди делать этого не стала. Почему бы не встретиться с ними? Ведь это они виноваты перед ней. Посмотреть в глаза в последний раз, чтобы навсегда поставить точку в этой грязной истории. И потом... несмотря ни на что, ничего, похожего на жажду мщения, Марию не посещало. А если она сама поговорит с ними и убедит, у нее останется уверенность, что все получилось так, как теперь обещает Парролио. Бог с ними, семья Мезарди хотела благоденствовать за ее счет, пусть так и получится. Ничего невозможного или унизительного от нее не требуют. Непоправимого с ней не произошло, пусть и с ним не произойдет. - Хорошо... я поговорю с синьором Сильвио.
Альфонсо Мезарди: Негодяи вызывают в нас отвращение. Но запутавшиеся, сломленные жизнью люди – не негодяи по сути своей. Именно таким был Сильвио Мезарди. Раве он желал кому-то зла? Конечно, нет! Сначала он по-своему пытался устроить счастье невестки, - ну разве быть любовницей знатного синьора не везение? – потом спасти сына. Разве это дурные намерения? И что теперь? Несколько часов, поведенных взаперти в палаццо делла Корте наполнили сердце синьора Мезарди тоской и безысходностью. У него не осталось сил даже на то, чтобы наброситься с упреками на Альфонсо. Который, без сомнения, послужил причиной всех несчастий семейства. У Мезарди-младшего имелось на этот счет иное мнение. Прямо противоположное. Обвинять в чем-то себя он не привык. Обвинять отца, апатично уставившегося в одну точку в пространстве, - бесполезно. Конечно же, во всем виновата тетка! Это ясно. Вот мерзавка, она соврала ему, когда сказала, что с маркизом все кончено. Цену набивала, не иначе. На дель Боско эти женские уловки подействовали безотказно, а вот у него теперь одни беды. И кроме расплаты за карточный долг его ожидает ярость синьоры Кармагнолы. Если конечно сам маркиз вообще их отпустит. Охваченный этими пугающими мыслями «падший ангел» Альфонсо метался по комнате, ставшей их с отцом темницей, в совершеннейшем волнении. Несколько дней назад ему чудесным образом сошла с рук попытка ограбления знатного синьора. Но милости Господни не безграничны. Что же теперь делать-то? Что?! К тому моменту, когда в замке скрипнул ключ, и Парролио распахнул перед синьорой Мезарди дверь, желудок юноши свело от голода, а мозги – от несбыточных прожектов собственного спасения. Увидев тетку, Альфонсо сначала замер, распахнув глаза от изумления, а затем, охваченный внезапным наитием, посещающим порой хорошего актера в новой роли, бросился к родителю. – Отец, отец, взгляните. Взгляните же! Какое счастье, она жива! Тетка Мария, мы чуть с ума не сошли от беспокойства! Следующей мизансценой представления была попытка броситься к синьоре Мезарди с распростертыми объятиями.
Мария Мезарди: Волнение Марии возрастало с каждым шагом, приближающим ее к комнате, ставшей тюрьмой для Сильвио и Альфонсо. Как ей к ним обратиться и как смотреть на них? Она ожидала многого - заискивающего взгляда, взгляда, полного ненависти, или просьбы, плохо скрытой враждебности, осторожного ожидания - но только не приема, которым ее удостоил недавний племянник. Мария невольно отшатнулась, уворачиваясь от родственных объятий молодого циника, почти прячась за спиной Парролио. - Я слышала о том, как вы беспокоились, - кое-как совладав с растерянностью и сменившей его брезгливостью, проговорила синьора Мезарди, лицо которой пылало от стыда, пусть даже свидетелем отвратительной сцены и оказался только мажодормо. - Меня не держали в неведении. Вы... оставьте это сейчас же, иначе мне придется уйти, а я пришла сюда не за вашими оправданиями, они мне не нужны. Я должна сказать вам кое-что важное.
Альфонсо Мезарди: - Дорогая тетушка, что с тобой, какие оправдания? – изумился Альфонсо. «Главное не сфальшивить, - вертелось в голове у скрипача. – Это несложно, нужно просто поверить в собственную ложь» - Да мы полгорода оббегали, пытаясь отыскать тебя. Слыханное ли дело, приличных женщин похищают среди бела дня! Это все тот разбойник, так ведь? Тот, что приходил к нам, - молодой человек страдальчески заломил руки, старательно глядя «сквозь» Парролио. Хоть краем глаза он все же успел заметить, как на лице мажордомо безграничное удивление сменяется чуть ли не восхищением. - Мы с отцом заметили, как он смотрел на тебя. Я сразу подумал – не вышло бы беды. Вот если бы ты осталась под покровительством синьора маркиза, Корво нипочем бы до тебя не добрался. А так… Счастье, что его сиятельство помог нам в поисках, - с умилением заключил Альфонсо, делая еще одну настойчивую попытку заключить Марию в братские объятья. Будь его воля, он там бы ее и придушил. Ишь, явилась, экая дама, «сказать что-то важное».Ей сплошное удовольствие, а им с отцом то шпагу к груди приставят, то под замок посадят, а то и вовсе смертоубийством пригрозят!
Мария Мезарди: - Вот как... - пробормотала Мария, высвобождаясь из объятий Альфонсо, для чего пришлось буквально впечататься в дверную ручку распахнутой двери, и недоуменно посмотрела сначала на Парролио, потом на молчащего Сильвио, чувствуя настоятельную необходимость найти в этом мире кого-нибудь понятного. - Значит, его сиятельство... помог вам в ваших поисках. Надо отдать должное недюжинному артистическому таланту младшего Мезарди, на какой-то безумный момент Мария чуть ли не засомневалась в своей уверенности о роли родственников в ее судьбе, несмотря даже на слова мажодормо, что маркиз угрожал обоим Мезарди. - Вы не очень верили в возможность найти меня, если заложили скрипку, - говоря это, Мария смотрела не на стоящего близко Альфонсо, а на все еще молчащего Сильвио. - Я понимаю... в это было сложно поверить. Значит, я что-то неправильно поняла, и вы здесь вовсе не под замком, а как гости его сиятельства?
полная версия страницы