Форум » Ах, Неаполь, жемчужина у моря... » От сумы и от тюрьмы не зарекайся » Ответить
От сумы и от тюрьмы не зарекайся
Фабио ди Манторио: Утро 9 июня 1744 года, вилла Ферранте.
Ответов - 24, стр:
1 2 All
Фабио ди Манторио: Рассвет, пришедший в тот самый миг, когда душа несчастного Пьетро отлетала с серых губ последним судорожным свистом, накрыл виллу Пиния, отбрасывая прочь сумрачно-лиловые тени ночи. Симона, тоненько всхлипывая, отмыла следы крови с паркета спальни исчезнувшей девицы, но темное влажное пятно неумолимо пламенело перед глазами синьора Позуолли с очевидностью свершившегося факта. Язвительные слова незнакомца, властный, чересчур самоуверенный голос, кровь на тонкой сорочке, Мария, птицей порхнувшая за спину налетчика – новой болью отдавались в виске, заставив его замереть, мучительно зажмуриться, собираясь с мыслями – для того, чтобы принять решение. Прокурор оставался на вилле недолго. Дождавшись фра Умберто, он коротко поведал священнику о случившемся, отдал несколько сухих распоряжений слугам, и звук закрывшейся дверцы черной кареты без гербов, скрип рессор и облачко пыли скоро рассеялись под первыми лучами утреннего солнца. Барон ди Манторио стремительно вошел в кабинет, изумив дремлющего охранника своим появлением. Перепуганный солдат поправил треуголку, сонно таращась на мрачное, словно высеченное из серого мрамора прокурорское лицо, сглотнул и вытянулся в струнку, ожидая приказаний. Фабио прошел к столу, отыскал под тяжелым бронзовым пресс-папье вчерашнюю бумагу, оставленную полковником дель Боско, и впился глазами в ровные, словно под линейку написанные строки. Грабитель в черной маске, вероятнее всего знатного происхождения… Хороший фехтовальщик, но ранен в правую руку. Имя барона Ферранте, которого свидетель видел раненым в правую руку утром после нападения на дочь среднего дель Боско, причем обстоятельства ранения весьма туманны. Напавший на виллу Пиния был в перчатках, и шпагой воспользовался лишь однажды. Судить о ранении невозможно, если не увидишь… Почему он не отдал никаких распоряжений еще вчера? Потому что имя дель Боско, набившее оскомину, подействовало на королевского прокурора, изрядно разозленного главой этой семейки, как красная тряпка на быка? Нет, он сдержанно пообещал требовательному синьору Стефано принять меры, и на том закончил разговор, оставив бумагу на столе с расчетом вернуться к ней позже. Позднее возвращение ознаменовалось кровью. Можно было отправить пару стражников с одним из полицейских агентов на виллу Ферранте, или… Или поехать самому – чтобы убедиться. Решительно начертав постановление о взятии под стражу барона Алессио Ферранте, прокурор ди Манторио распорядился о сопровождении. Не прошло и часа, как карета королевского прокурора остановилась в залитом солнцем тихом переулке. Вилла Ферранте, облицованная живописным зеленоватым мрамором, производила впечатление спящей – ленивая, розовая дымка витала над ней невидимым покрывалом. Но Фабио решительно кивнул, и один из стражников, зевая, грохнул полированным дверным молотком, развивая вдребезги сонную тишину.
Алессио Ферранте: Какое-то время за дверью было тихо, так, словно угрожающий шум, произведенный представителями закона, без следа растворился в сонной утренней неге. Затем на пороге дома барона Ферранте появился очень вежливый, но при этом весьма небрежно одетый дворецкий, в глазах которого, придавая облику его некоторую рассеянность, плескались остатки недосмотренных сновидений. - Синьоры, что вам угодно? – полюбопытствовал он, с явным недоумением пялясь на бело-синие солдатские мундиры и угрожающе ощетинившиеся мушкеты людей, сопровождающих прибывшую карету. Спросонья бедолага готов был предположить что угодно, вплоть до визита к Ферранте самого короля. - Его милость никого не принимает, - предупредил, наконец, мажордомо, голос которого присутствие солдат лишило необходимой убедительной твердости. - Он болен, и лекарь прописал ему полный покой. Алессио Ферранте спал. И видел сны, мельтешащие и яркие, из тех, что приносит с собой лихорадка. Вызванный вчера пополудни врач неодобрительно покачал головой, осмотрев рану барона. И предупредил, что за ночные увеселения и полное пренебрежением собственным здоровьем его милости придется расплатиться легкой горячкой и как минимум парой дней в постели. Барон, как водится, отмахнулся от предостережений эскулапа, но вскоре почувствовал, что тот был прав, и, морщась, отменил все дела и поездки. Рука болела, и незадачливого героя терзал озноб и разыгравшееся воображение, в котором не последнее место занимал синеглазый синьор Фьорелли и то, удастся ли этому синьору помириться со своим покровителем. Забылся Ферранте только под утро, незаметно для себя самого переместившись в кричащие интерьеры «Дома масок». Только не этот раз в легком фривольном наряде на колени ему опускался ни кто иной, как синьор Гвидо, и покуда тонкие руки синеглазого мальчишки призывно отбивались вокруг его шеи, Алессио силился вспомнить что-то важное, очень важное… И не мог. Шума внизу он не слышал.
Фабио ди Манторио: «Болен?» - червячок подозрений синьора Позуолли, получив единственный сомнительный намек в качестве наживки, проглотил его тот час же, и немедленно разросся до размеров Гидры. Болен? Беспокоит раненая рука, которую - пусть раз, но пришлось потревожить единственным смертельным выпадом? Или именно сейчас, в эту минуту, Алессио Ферранте ласкает беглую скрипачку в невесомых рассветных шелках, и та, что сопротивлялась его желаниям, охотно тает в объятиях ночного грабителя? Крестик на тонкой шее синьоры Мезарди превратился в несмываемое клеймо. В темных зрачках Фабьо мелькнул багровый всполох – не от своего благородного спасителя с большой дороги получила она этот подарок? Он ступил вперед, отодвигая плечом ощетинившийся мушкет бело-синего стражника. - Я королевский прокурор барон ди Манторио, - тяжелый бас расколол сонную действительность мажордомо надвое, - вам придется впустить нас и потревожить своего хозяина. Сейчас. Тон, которым было высказано пожелание, не предполагал возражений.
Алессио Ферранте: - Что ж, проходите, ваша честь, - управляющий, хоть и верный по-своему барону, не был наделен той отважной преданностью, что отличала старых друзей Ферранте, контрабандистов, с которыми Алессио пережил вчерашнюю ночную стычку. Поэтому, загипнотизированный высокой государственной должностью визитера, слуга почтительно отступил в сторону, пропуская прокурора в прохладный полумрак просторного холла, пустого и гулкого в этот ранний час. - Я разбужу его милость, или…? Конечно же, разбужу, - ответил сам себе мажордомо, блеснув глазом на солдат, верно истолковавших сказанное ди Минторио «нас» и решительно двинувшихся следом за суровым сановником. – А вы, ваша честь, быть может пройдете пока в гостиную? А служивые подождут вас тут, в прихожей. Я распоряжусь, чтобы им вынесли воды или вина… Нехорошее предчувствие придавало движениям его излишнюю суетливость. Королевский прокурор, конечно, птица высокого полета, но даже ему для обычного делового визита достаточно лакеев. К чему тут солдаты? Солдаты – это ужасно неприятно. Его милости это не понравится…
Фабио ди Манторио: - Его милость спит? – в басовых нотах прокурорского голоса плеснулась ирония, - да, придется разбудить. Но погодите. Барон ди Манторио сделал знак солдатам, которые послушно проследовали за ним в дом, стуча сапогами по звенящему рыжему терракоту, и теперь неуверенно толпились в холле, осторожно ступая по навощенному паркету, отражавшему, как зеркало, проникающие из-за плотных занавесей солнечные лучи. Стражники остановились, преданно глядя на прокурорский палец. Гулкая тишина и пустота ведущей наверх мраморной лестницы казалась неестественной – впрочем, настороженному королевскому прокурору сейчас могло привидеться неестественное даже в перепуганной физиономии мажордома – с которой, как шелуха с луковицы, слетело сонное рассеянное оцепенение. - Погодите, - повторил синьор Позуолли, покивав пальцем в сторону перекошенного парика управляющего и намеренно понижая отражающийся гулким эхом в высоких сводах комнаты голос, - возможно, мы потревожим гостью синьора Ферранте? Мне не хотелось бы… Лицо сановного посетителя выразило смутное сомнение, которое добрый управляющий барона в состоянии разрешить.
Алессио Ферранте: - Г-гостью? – в полнейшем недоумении пролепетал окончательно сбитый с толку мажордомо. – Но у его милости никто не гостит. На лице управляющего отразилось внезапно огромное облегчение. Ему показалось, что он осознал причину этого беспардонного и непристойно раннего вторжения. Королевский прокурор ищет какую-то женщину, быть может, свою собственную супругу. Не секрет, что в такой ситуации воспользуешься любыми средствами, в том числе и служебным положением. Если у барона Ферранте и заведены какие-то светские интрижки, - в его-то возрасте было бы странно, если бы у синьора их не было, - то вот как раз сегодня ночью его хозяин чист и невинен перед богом и людьми. Спокойно спит дома и в полном одиночестве. На лестнице тем временем мелькнул силуэт потревоженной шумом горничной. Испугано округлив глаза при виде мушкетов, девушка тихо охнула и исчезла. Однако управляющий не сомневался, что через несколько минут на ногах окажется вся вилла. Женщины это умеют. - Сюда, ваша честь, - приободрившись, он указал королевскому прокурору на двери той самой гостиной, где вчера утром его хозяин пил кофе с маркизом дель Боско и каким-то миловидным молодым человеком, излишне, по мнению мажордомо, модничающим и оттого страдающим избытком женственности в повадках. - Его милость спустится к вам как только… Как только будет в состоянии спуститься.
Фабио ди Манторио: Цепкий взгляд черных глаз обратился на слугу с вежливым вниманием, бесстрастное лицо не дрогнуло, но внутри все напряглось, зазвенело натянутой тетивой ожидания. - Не гостит? – эхо прокурорского баса ударило в расписной плафон, - прекрасно. Он бросил быстрый взгляд на лестницу, заметив мелькнувшее платье шустрой, как мышка, горничной, и успел поймать сомнительно-тревожное: «Как только будет в состоянии спуститься». Стоит поторопиться, пока его милость не в состоянии. Правду ли сказал мажордомо, спина которого выражала изумление и слегка отдающее скабрезными нотками понимание, лучше выяснить самому – тем более, он подтвердил, что у синьора Ферранте никто не гостит. Буде это заявление окажется ложным, и – что не так и невероятно – в постели барона обнаружится любая иная женщина – конфуз будет целиком на совести услужливого хорька-управляющего. Если же там объявится Мария… Ноздри мясистого носа синьора Позуолли раздулись. Новый укол в висок и - словно след от ожога – царапающее, болезненное стеснение в груди, там, где остались метки от клинка ночного гостя. - Благодарю, не стоит. Солдаты последуют со мной. Я оставлю их в коридоре, а сам предпочту лично обрадовать его милость своим появлением,- ни тени сарказма не мелькнуло на каменном лице прокурора, отмахнувшегося от предложения управляющего перейти в гостиную, как от навязчивой мухи, - поэтому вы проводите меня в спальню хозяина, милейший. Показывайте, куда идти.
Алессио Ферранте: «Решительно, главные неприятности еще впереди», - мигом сообразил мажордомо, оглушенный властными обертонами в голосе высшего представителя закона в королевстве. Не считая его величества, разумеется. Но для человека, вроде простого управляющего, что король, что бог – все едино и одинаково далеко. «Вот кого бы барон предпочел никого никогда не видеть в своей спальне, так этого сурового господина, - едва заметно поморщился слуга, торопливо взбегая вверх по лестнице и с отвращением прислушиваясь к сопровождающему его бряцанию портупей. Солдаты, - черт бы их побрал, - уверенно и бесцеремонно поднимались следом. – Уж не впутался ли хозяин в какой-нибудь модный заговор? Вот незадача». С едва слышным скорбным вздохом он указал синьору ди Манторио на дверь, ведущую в спальню барона Ферранте. И торопливо, словно предвосхищая возможные намерения солдафонов вышибать эту изящную дверь прикладами, распахнул перед прокурором высокие, с золоченой резьбой створки. - Сюда, ваша честь. Господин барон, к вам господин королевский прокурор с визитом, - провозгласил управляющий громогласно, адресуясь к широкой кровати под балдахином, на которой ворочался в такт сновидениям угодивший в объятия лихорадки мужчина. В спальне приторно пахло той особой взвесью трав, что сопровождает по милости эскулапов выздоровление раненных. Знакомый голос слуги вспугнул сонм призрачных образов, суетливо кружащих вокруг барона. И Алессио рефлекторно резко сел на кровати, не успев даже разлепить ставшие за ночь свинцово-тяжелыми веки. Смысл сказанного еще не достиг его сознания, синьор ди Манторио виделся Ферранте безликим темным силуэтом, солдаты за его спиной – расплывчатыми сине-белыми пятнами. - Что за глупая шутка? - простонал хозяин виллы Ферранте, здоровой рукой с ожесточением протирая глаза. – Какой еще прокурор?! - Королевский, ваша милость, - эхом откликнулся мажордомо, окончательно отступая с пути зловещего гостя.
Фабио ди Манторио: Прокурор принюхался, дернув носом, как пес, почуявший след. Подозрения, завладевшие им при первых словах мажордомо, росли и ширились, подобно грозовому облаку. Терпкий аромат снадобий, больные, покрасневшие глаза хозяина виллы и – главное! – правое предплечье, оберегаемое с особым тщанием – рука покоилась на постели, и заметно было, что Алессио Ферранте щадит ее неслучайно, избегая опереться на нее или пошевелиться. Наметанный прокурорский взгляд определил даже несколько слоев белой бязи под тонким рукавом сорочки. Фабио ди Манторио сделал два стремительных шага вперед, не замечая более в спешке отскочившего с его пути управляющего, и беспокойными глазами ощупывая смятые простыни и пыльные кисти тяжелого балдахина. Дьявол! Он выглядел сейчас смешно, но мгновенно испытанное им острое, почти осязаемое облегчение искупало совершенную им бестактность. Марии в постели не было. Он еще успел подумать, что отсутствие скрипачки не может очевидно свидетельствовать в пользу синьора Ферранте, что девушку могли увезти и спрятать в другом месте, что… Но, все-таки – тяжелый, нагретый палящим полуденным солнцем, шершавый булыжник, придавивший грудь, свалился с грохотом, приносящим неожиданное, пусть кратковременное успокоение. Прокурор царапнул неприязненным взглядом опухшую и покрасневшую физиономию бывшего моряка, на которой некрасиво отпечатался след от подушки – признак тревожного, горячечного сна. Как долго он спал? Или умело притворялся? Как бы то ни было, неподвижная рука и следы присутствия лекаря - достаточное условие для дальнейших расспросов. - Фабьо Позуолли, барон ди Манторио, - лаконично кивнул королевский прокурор предполагаемому благородному разбойнику, - как вы можете догадаться, синьор Ферранте – не с визитом вежливости в такую рань.
Алессио Ферранте: - Вы льстите мне, синьор ди Манторио, - процедил Ферранте, на которого бесцеремонность вторжения незваного гостя и его цепкий взгляд произвели самое неприятное впечатление. Королевский прокурор! Эту породу барон искреннее ненавидел еще со времен своей юности, когда вынужден был бежать из собственного дома после дуэли, которую такие вот продажные законники вздумали объявить убийством. Происки крючкотворов стоили ему долгих лет скитаний. Но та история уже давно оплакана, похоронена и забыта. Так какого дьявола? – Я все же не настолько догадлив, чтобы сходу сообразить, что вам нужно в моем доме, - добавил Алессио с недоброй язвительностью. - Поэтому, почему бы вам не выйти из моей спальни, - все же вы не мой друг, не мой слуга и не моя любовница, - и обождать внизу. Я спущусь к вам, и вы окажете мне любезность, объяснив цели вашего визита. По рукам, ваша честь? Упираясь левой рукой в матрас, Ферранте сполз с кровати и с вожделением покосился на графин с водой на ночном столике. Его второй день мучила жажда. По правде говоря, существовали и другие необходимые ритуалы, что человек обычно исполняет поутру. Но присутствие в спальне ди Манторио вызывало у хозяина ощущение некой непристойности происходящего, в данном случае сполна заменяющее свойственную иным стыдливость.
Фабио ди Манторио: Темные глаза законника блеснули из-под кустистых, с сильной проседью, бровей ответным недобрым всполохом. Возможно, воинственное острословие Алессио Ферранте имело вполне резонное оправдание. Но в глазах Фабио Позуолли всякое вскользь брошенное в его адрес сомнительное слово трактовалось вполне определенно, добавляя на чашу весов вины помятого хозяина виллы дополнительный отягчающий груз. Синьор Позуолли бросил последний обжигающий взгляд на правую руку барона, на стоящий на туалетном столике кувшин с водой, и с усилием разжал губы, сочтя за труд изобразить вежливую улыбку: - Не буду смущать вас своим присутствием, ваша милость, - хрипловатый бас звучал на удивление бесцветно, а рассуждения «крючкотвора» двигались в понятном направлении - если в спальне Ферранте нет скрипачки, еще меньше шансов обнаружить в ней черную бауту или испачканную кровью шелковую сорочку, - я подожду вас внизу. И советую поторопиться. Он развернулся к стражникам, коротко приказав двоим оставаться у двери, и спустился вниз, тяжело ступая по мраморной лестнице. Предложенная для ожидания гостиная, окнами обращенная на запад, своей прохладой и лаконичностью убранства немало характеризовала ее хозяина и способствовала неторопливому ожиданию. Прокурор ди Манторио оккупировал тяжелое кресло, напоминавшее ему времена его молодости, и прикрыл глаза, сложив перед собой руки лодочкой и углубляясь в размышления. Бывший моряк - весьма неприятный тип, хотя за одно только это не сажают за решетку. Но если к неприязни добавить уверенность в причастности к нападению на юную дочь полковника дель Боско… Подобная смесь ингредиентов приятно щекотала раздраженное язвительностью Ферранте самолюбие королевского прокурора.
Алессио Ферранте: Алессио слышал распоряжение прокурора. И оттого незримое присутствие вооруженных людей по другую сторону учтиво прикрытой двери ощущалось, как говорится, всей кожей. Ставший внезапно узником в собственном доме, синьор Ферранте невольно метнул взгляд на окно. Даже раненный, он спустится вниз без труда. Надежная стена виллы не сравнится с отданными на поживу всем ветрам снастями на гроте посреди бушующего моря. Но… Почему? Бежать глупо, бежать нет никаких оснований. Он абсолютно ни в чем не виноват. Даже дуэль с Фьорелли, и та не состоялась. - Томазо, помоги мне! – раздраженно позвал камердинера бывший моряк. И не только оттого, что облачение в камзол нынче доставляло барону особые неудобства. Скорее это был способ избавиться от искушения, в которое вводил Алессио залитый светом оконный проем. Он спустился вниз через четверть часа, не отказав себе в еще одном искушении - искушении испытать терпение гостя, пусть и за счет своего собственного терпения. Темные волосы синьора были тщательно уложены, мышиного цвета шелковый жюстокор сидел, как влитой, и только бережная неподвижность правой руки, невольно контрастирующая с гибкой грацией, свойственной барону в целом, напоминала о ране. Еще о ней напоминала ноющая боль, но Ферранте старался не обращать на нее внимания. - Я не смею отнимать время у такого важного человека, как вы, ваша честь, - с ледяной вежливостью сообщил Алессио, переступив порог гостиной. - Уверен, в этот самый момент многие несчастные взывают о защите от беззакония, так поможем же тем, кто нуждается в помощи… Я слушаю вас, ваша милость. Что вам угодно?
Фабио ди Манторио: - Возможно, вас это удивит, барон, - сухо парировал синьор Позуолли, повелительным движением выставленного вперед квадратного подбородка кивая в кресло напротив, - но я здесь именно по причине письменно изложенной просьбы воззвавших о защите от беззакония. Присядьте. Ваше состояние, как мне кажется, не располагает к долгому нахождению на ногах. Прокурор раздвинул твердые губы в недоброй ухмылке – обычно такая улыбка знаменовала убежденную решимость упечь подозреваемого в одну из мрачноватых камер замка святого Эльма. Щеголеватый вид синьора Ферранте и безупречная, за исключением неподвижной правой руки, гибкость, лишь утвердили его в смутных подозрениях. Налетчик был приблизительно одного с бывшим моряком роста и сложения – насколько позволяли судить лиловые предрассветные сумерки, делающие очертания фигур зыбкими и неопределенными, глуховатый голос из-под бауты давал похожую оттяжку в хрип, и даже колышущаяся, как тонкая занавесь на ветру – ирония сероглазого собеседника заставила барона ди Манторио многообещающе скрипнуть зубами. - Меня интересует, как вы провели прошлую ночь, ваша милость. Во избежание вероятных возмущений… стоит ли мне добавлять, что мой интерес не является праздным любопытством?
Алессио Ферранте: - Да, считайте, что меня это удивило, - согласился Алессио. И очень внятно, нарочито чеканя каждое слово, добавил: - Однако уверен, вас не удивит то, что для того, чтобы я начал отвечать на вопросы подобного рода, вам стоит предъявить мне что-то, посерьезнее вашего непраздного любопытства. Взгляд барона Ферранте, и без того не блиставший дружелюбием, похолодел, под стать его тону, и посветлел почти до голубизны рождественской наледи. Королевский прокурор лично расследует стычку в «Синем петухе»? Глупость, вельможи его уровня не интересуются трактирными драками. Разве что по ходатайству других вельмож. Дело рук маркиза дель Боско? Но уж этому-то не в чем его, Алессио, обвинять. Скорее наоборот. Тогда, быть может, по инициативе неведомых врагов синьора Фьорелли? Не понимая мотивов неприятной любознательности королевского прокурора, Ферранте не спешил откровенничать. Он титулованный аристократ в конце концов. Если какие-то обвинения выдвинуты, он имеет право их услышать. Проглотив иронию, звучащую в предложении присесть и поберечь себя, барон опустился в кресло. И вперил скучающий взгляд в суровый подбородок гостя.
Фабио ди Манторио: Неприязненный взгляд законника медленно, нарочито медленно переместился с лихорадочно поблескивающих просветлевших глаз хозяина виллы на аккуратно уложенную на подлокотник правую руку. Аллесио Ферранте не был юнцом, но он был слишком молод для того, чтобы иметь отношение к нападению на Анну и их дочь восемнадцать лет назад. Синьор Позуолли напряженно выдохнул. Значит, придется искать, искать долго. Все же остальное… Юная синьорина дель Боско, неприятные намеки ее сановного родственника в Сан-Карло о якобы произошедшем ограблении какой-то дамы и гостей самого маркиза. Синьор не выражает желания разговаривать? В Сан-Эльмо развязывали языки многим, даже тем, кто не выказывал горячего стремления к общению. Темные глаза прокурора застыли на переносице бывшего моряка с нескрываемым сарказмом. Люди, подобные Ферранте - бродяги, авантюристы не по крови, но по духу. Барон ди Манторио поморщился, словно проглотил хину. Такие люди способны на все. - В ночь с седьмого на восьмое июня, после приема в венецианском посольстве, совершена попытка ограбления кареты полковника дель Боско. Синьору Стефано удалось ранить нападавшего, - проговорил Фабио, не сводя взгляда со скучающего лица барона Ферранте, - в правую руку. Полковник и его дочь, находившаяся в карете, утверждают, что грабитель – человек знатного происхождения. Бело-синие стражники, маячившие за прикрытой дверью и старательно рассматривающие расписные плафоны высоких потолков холла, едва не столкнулись лбами, стараясь не пропустить ни одного слова из дальнейшего разговора. Нечасто королевский прокурор лично является за арестантом, и тем более – за титулованным аристократом. Ограбление?! Не заговор, не убийство, а дорожное ограбление? Святой Януарий, как низко пали высшие!
Алессио Ферранте: - Что ж, я впечатлен отвагой полковника, - пробормотал Алессио. – Но какое отношение эта история имеет ко мне, синьор ди Манторио? Заставлять выслушивать сплетни о ночных ограблениях под стражей – новая придворная мода? Рана напомнила о своем существовании новым уколом боли, и от этого по спине барона Ферранте проскользнул неприятный холодок. Он начинал понимать. «Ранен в правую руку… В правую. Точно так же, как я. Дьявольщина, он что же, считает, что я – тот самый недоумок?!» Слухи о разбойниках и каком-то связанном с ними придворном скандале разгуливали еще в стенах Сан-Карло, теперь Алессио их припоминал. Тогда эта болтовня вызвала у ушедшего на покой контрабандиста лишь ленивую усмешку: он не питал иллюзий относительно отваги неаполитанских вельмож, покажи им ночью на дороге тупой кухонный нож, и они без сопротивления отдадут тебе свои денежки, а потом будут причитать об ужасных кровожадных грабителях. Но теперь, когда королевский прокурор недобро буравил его глазами, а у двери шушукались солдаты, Ферранте стало не до смеха. Полковник дель Боско отправил королю жалобу. Кто он, черт побери, такой, этот полковник? Какой-то родственник маркиза? Откуда он знает, что я тоже ранен в правую руку? Понятно, от кого. От его сиятельства. Но я ведь объяснил ему, что произошло. Мысль о том, что Винченцо дель Боско, не поверив Фьорелли, - а это было очевидно еще во время их последнего разговора, - не поверил и самому Алессио, напрашивалась сама собой. И что в таком случае он может противопоставить обвинению? Показания мальчишки, который, возможно, является самозванцем, присвоившим себе чужое имя? Рассказы шлюх? Свидетельства хозяина «Синего петуха», который выдумает любую самую гнусную небылицу, чтобы выгородить своих дружков-бандитов? Какие радужные перспективы…
Фабио ди Манторио: - Не претендую на лавры законодателя придворных мод, синьор Ферранте, - прокурорский бас пошел трещинами, словно высохшая без влаги земля, - а вам посоветую укоротить ваш длинный язык. Вы безрассудно смелы, или слишком глупы, чтобы оценить степень тяжести обвинений в ваш адрес?! Голос синьора Позуолли тяжелым, грохочущим эхом ударил в расписные потолки, сдвигая стены просторной гостиной до размеров сырой, пропахшей крысами и плесенью камеры в замке Святого Эльма. Фабио ди Манторио побелевшими от напряжения пальцами вцепился в отполированные подлокотники кресла с высокой спинкой, и чуть подался вперед, надеясь увидеть страх, смятение, или злобу в светлых глазах отставного корсара. Повисшее краткое – но напряженное, вязкое, как каучуковая слеза - молчание прокурор истолковал единственно верно. - Итак, я повторю свой вопрос, барон. С кем, где и как вы провели ночь с седьмого на восьмое июня?
Алессио Ферранте: - Ах, так вы все же в чем-то обвиняете лично меня, ваша честь, - процедил барон Ферранте, все еще лихорадочно подыскивая удовлетворительный ответ на опасный вопрос королевского прокурора. – Ночь с седьмого на восьмое июня я провел с собутыльниками. А чуть позже - со шлюхами. Надеюсь, это не обязательно – помнить еще и их имена. Хотя я могу порекомендовать вам парочку. В «Доме Масок» превосходный выбор. Алессио не дано было знать, сколь необычные воспоминания связаны у самого синьора ди Манторио с заведением синьоры Кармагнолы и некоторыми женщинами, являющимися из его стен. Но зато Ферранте надеялся, что если королевский прокурор все же снизойдет до опроса свидетелей, то красотки из дома терпимости его вспомнят. С собутыльниками дело обстояло много хуже. Паруса судна, что унесло с собой его старых дружков, уже сутки трепал попутный ветер. Оставался еще Фьорелли, но эта история дурно пахнет. Эту нехитрую истину барон успел уяснить еще со слов маркиза дель Боско.
Фабио ди Манторио: Вряд ли бывший моряк рискнул высказаться так неосторожно, упоминая «Дом Масок» – заведение, из которого вчера вечером Фабио ди Манторио увез Марию – если бы его причастность к похищению скрипачки с виллы Пиния не была эфемерным плодом больного прокурорского воображения. Несмотря на нарастающее раздражение, которое вызывал в нем барон Ферранте, синьор Позуолли все более сомневался в том, что этот недалекий сероглазый наглец имеет отношение к исчезновению синьоры Мезарди, но осознание сего факта уже не могло повлиять на его решение. - Весьма … убедительный круг знакомств, - желчно сообщил он Алессио Ферранте, - вы можете попытаться сослаться на ваших собутыльников, ваша милость… Титулование в его устах звучало особенно издевательски, и барон ди Манторио даже не пытался прятать сарказм, пропитавший отповедь, адресованную любителю ночных приключений. - … но у меня есть весьма серьезные сомнения в том, что хотя бы один из них достоин доверия. Что же касается шлюх, - взгляд королевского прокурора потемнел и полыхнул глубоко спрятанной болезненной искрой, - то этот род свидетелей охотно продает тело, а за ложь и вовсе платы не потребует. Десяток девиц из подобного места за пару медных монет поведают мне, что укусили вас за руку, а заодно в деталях распишут подробности разговора Марии-Терезии с курфюрстом баварским. Это единственные очевидцы вашего разгульного времяпрепровождения?
Алессио Ферранте: - В следующий раз я, разумеется, приглашу покутить особ королевской крови. На всякий случай, - желчно парировал Ферранте. – Послушайте, почему вас удивляет то, что у моего разгульного времяпровождения не имеется достойных свидетелей? Будь я действительно грабителем, неужели я не позаботился бы о том, чтобы отвести от себя подозрения?! Это было чертовски неприятно, осознавать, что господину королевскому прокурору вздумалось вершить правосудие за его счет. А главное, оказывается, труднее всего оправдаться за то, чего не совершал. - Вы просто теряете со мной время, ваше честь, - бравада не доведет его до добра, это Алессио предчувствовал, но что же еще остается там, где происходящее становится неподвластно здравому смыслу? - Если неаполитанское правосудие всегда настолько беспомощно, то не удивительно, что разбойники, почти уже не таясь, нападают на кареты вельмож? – окончательно разозлился барон, видя по каменному лицу законника, что язвительность его не достигает цели. – Я в вашей власти, но я – не грабитель, и не тот человек, голову которого желает заполучить ваш полковник.
Фабио ди Манторио: - В моей практике я видел немало случаев, когда преступник был настолько уверен в своей безнаказанности, что даже не искал способов отвести от себя подозрения, - едва ли не лязгнул зубами прокурор, которого приобретающий фарсовую окраску диалог начинал утомлять, - я оценил бы вашу иронию, барон, но не сегодня. Тупая игла в виске заворочалась, сводя лицо болезненной судорогой. Фабио ди Манторио помолчал, несколько секунд рассматривая мрачные грозовые глаза Алессио Ферранте. Молчание «крючкотвора» было красноречивее всяких слов. Взгляд, присыпанный пеплом, не выражал ничего, кроме недоверчивой насмешки. В приоткрытое окно гостиной ворвался свежий ветер, парусом надувая гардины и донося до чувствительного прокурорского носа горьковатый аромат флердоранжа. В виске закололо сильнее, к невидимому хору скрипок прибавился гулкий грохот литавр. Дверь в комнату протяжно всхлипнула и распахнулась, явив королевскому прокурору и его собеседнику изумленные простоватые лица стражников – в одинаково-карих глазах под пшеничными бровями плескалось неприкрытое любопытство. Синьор Позуолли устало обернулся и поднялся, тяжело опираясь о темно-вишневые резные подлокотники. - Итак, я верно понял, что вам нечего противопоставить показаниям свидетелей, чьим словам я склонен верить больше, чем уверениям случайных портовых собутыльников или шлюх? – законник не ждал ответа на свой вопрос – он был отчетливо написан на бледном, несмотря на загар, лице бывшего капитана. - Барон Ферранте, вы обвиняетесь в попытке ограбления синьорины дель Боско и нападении на полковника Стефано дель Боско. Вас препроводят в замок Святого Эльма до выяснения всех обстоятельств этого дела. Бело-синие мундиры стремительно выдвинулись на авансцену, угрожающе бряцая мушкетами.
Алессио Ферранте: Алессио возмущенно дернул здоровым плечом. Кажется, стоило сбежать еще из спальни. Про замок святого Эльма он никогда не слышал ни от кого ни единого доброго слова. Впрочем, кто станет расхваливать застенки?! - Вы меня не слушаете. Черт с вами, все законники одинаковы. Эта синьорина дель Боско… Она хотя бы хорошенькая? Если да, какому-то неизвестному ему мерзавцу подфартило дважды. С неприятно-тянущим ощущением под ложечкой Ферранте шагнул навстречу ожидающим его солдатам. Воображение барона услужливо живописало ему довлеющий каменный свод с крошечным окошком под потолком, влажные, в потеках вонючей плесени стены, тюк гнилой соломы на полу и вальяжно прогуливающихся по нему крыс, единственных тварей, готовых признать подобную клоаку подходящим местом для жизни. - Меня закуют в кандалы, лишат права вести переписку, возможности подать петицию королю? Или вы не занимаетесь подобными глупостями, перепоручая господину коменданту право окончательного унижения арестованных? – голос бывшего моряка впервые за время их с прокурором разговора потерял твердость. Чувствуя, что все пути к отступлению отрезаны, барон наконец-то испугался по-настоящему. Тюрьма – особое место, при мысли о безвременном заточении в каменный мешок содрогаются даже самые отважные люди.
Фабио ди Манторио: Хороша ли синьорина дель Боско? Он издевается? Этот корсар даже пред угрозой лишиться всего в одночасье в состоянии ерничать? Он все-таки глуп. Или необоримо упрям. Впрочем, вряд ли этот факт всерьез взволновал королевского прокурора. Все они хорохорятся лишь первые сутки пребывания в застенках Сан-Эльмо. Затем удушающая вонь, вечный, мутный, как вода в стоячем пруду, полумрак, и – главное – тяжесть, с которой давят на арестантов почерневшие от сырости каменные стены, делают свое дело, неумолимо и размеренно, как мельничные жернова, перемалывая людские судьбы. Барон ди Манторио проглотил торжествующую ухмылку – сколько раз за свою ревностную службу он наблюдал это – внезапно потухшие глаза, дрогнувшее в ожидании неминуемого падения в пропасть лицо, бессильно поникшие плечи. Но, по странному стечению обстоятельств, единственный, мизерный признак наступившей слабости, едва уловимый оттенок страха в голосе Алессио Ферранте доставил ему неожиданно жгучее, осязаемое удовольствие. - Пока ваша вина не доказана окончательно, вы остаетесь в своих правах, ваша милость, - насмешливый и едкий, словно дым от костра, голос прокурора звучал фанфарами виктории, - разумеется, вы вправе подать петицию. Прошу следовать за мной. Сине-белые мушкеты подвинулись к арестанту, ощетинившись короткими штыками.
Алессио Ферранте: - Вы на удивление любезны… Мне кажется, в штыках нет необходимости, - воинственные маневры спутников прокурора вызывали у Ферранте бессильную злость, которую он и не думал скрывать. – Я ценю тюремный этикет, но, как вы сами изволили выразиться, моя вина еще не доказана. Надменно вздернув подбородок, барон направился к двери. Если только он найдет способ оправдаться, доказать, что непричастен к нападению на чью-то там карету, он заставит этого угрюмого законника заплатить за надменность и самоуверенность сегодняшнего ареста. Если только… Ах, «пастушок», «пастушок»… Юный Фьорелли подложил ему изрядную свинью, а если синеглазый мальчишка и правда окажется самозванцем, то останется уповать только на чудо. Например на то, что таинственный разбойник скандально ограбит кого-нибудь еще прежде, чем Алессио Ферранте вместо него приговорят и вздернут. Прислуга в мрачном недоумении наблюдала за всей этой скорбной процессией. Там, где барон лишался свободы, челядь его лишалась места и хлеба насущного. И, разумеется, ни малейшей радости по этому поводу слуги не испытывали. Ферранте мрачно усмехнулся. Столько трудов для того, чтобы упрочить свое положение в обществе, и в конечном итоге его ограбит король, опечатав, а после конфисковав имущество «разбойника». Ну и кто в Неаполе главный грабитель? Эпизод завершен
полная версия страницы