Форум » Ах, Неаполь, жемчужина у моря... » Похищение по-неаполитански » Ответить
Похищение по-неаполитански
Фабио ди Манторио: 9 июня 1744 года, за час до рассвета, вилла Пиния в предместьях Неаполя.
Ответов - 39, стр:
1 2 All
Фабио ди Манторио: Сон прокурора был чутким и недолгим. Барон ди Манторио проснулся на границе дня и ночи, когда фиолетовое небо на востоке едва окрасилось предрассветными сиреневыми тонами. Беспокойно поворочавшись и разглядывая бледно-серую лепнину на потолке, он вдруг вспомнил – за стеной спит Мария. Странная девочка с колдовскими глазами и ликом мадонны. Это воспоминание принесло вслед за собой смутное, но приятное волнение в крови, а воображение дополнило картину, еще более распалив немолодого мужчину, и желание прогнало остатки сна. Нащупав босыми ногами ночные туфли и набросив халат, Фабио прокрался по коридору мимо спящего в кресле лакея, чувствуя себя дураком-мальчишкой, который впервые в жизни крадется в комнату горничной, зажег новую свечу от оплывших восковых огарков в тяжелом настенном канделябре и тихонько толкнул дверь в комнату своей невольной пленницы. Она спала, разметавшись по постели, шелковое стеганое одеяло было отброшено – тонкая сорочка едва прикрывала нежную девичью грудь и обнажала до колен стройные бледные ноги, на которых плясали розоватые тени. Желание заворочалось в нем, оживая и поднимая голову. Он поставил бронзовый подсвечник на столик и сделал несколько шагов, опускаясь на постель и протягивая руку к соблазнительно тонкой щиколотке. - Мария!.. – беззвучно выдохнул синьор Позуолли.
Мария Мезарди: Беспокойство и недоверие – плохие спутники для быстрого наступления сна, и Мария немало пролежала в постели, разглядывая занавеси балдахина или узоры на стенах, прежде чем ее глаза закрылись. Сон был поверхностным, все время стремился прерваться: сновидения мешались с явью, и приходящие образы - беспокойные и беспокоящие, как всегда после наполненного страхами дня - казалось, проплывали на фоне отделки спальни. Лишь под утро синьоре Мезарди, видимо, наконец поверившей, что ее оставили в покое, удалось заснуть так крепко, что она не услышала и не почувствовала ни открывшейся двери, ни осторожных шагов синьора Позуолли, ни его взгляда. И только прикосновение прорвалось в ее сон, приняв вид обвившейся вокруг ноги змеи, прошептавшей ее имя. Мария вздрогнула, тихонько вскрикнула и проснулась. Радость, что это был всего лишь сон, сменилась страхом – тень на ее кровати соткалась в образ синьора. - Вы… зачем вы здесь? – прошептала она, отодвигаясь как можно дальше и прижимая к груди одеяло, стараясь закутаться в него.
Фабио ди Манторио: Рассыпавшиеся по плечам темные волосы, скрывшие наготу, сделали ее похожей на лесную нимфу. Темные глаза барона ди Манторио вспыхнули нетерпеливо и алчно. Он посмотрел на нее удивленно, и требовательно потянул на себя одеяло, подталкиваемый удушливой волной разгорающегося вожделения. Он был терпелив с ней, но разве не должна она оценить его сдержанность? Любой иной не стал бы потакать капризам куртизанки. - Мария… - голос его дрогнул, падая до страстного, горячего шепота, - Мария… ну, не будь так наивна, девочка. Шелковая ткань угрожающе затрещала, и Фабио перешел к более решительным действиям, подвигаясь к сжавшейся в уголке огромной кровати под старомодным балдахином девушке. - Я… я не хочу принуждать тебя, Мария, но… почему ты так боишься этого, разве я противен тебе? - он решительно вырвал из ее рук одеяло и отбросил в сторону, наклоняясь к белеющей в сумерках коже – чуткие ноздри затрепетали, жадно вдыхая ни с чем не сравнимый аромат женского тела. Пересохшие губы коснулись тонкой шеи в том месте, где была отметина от скрипки. - Не бойся, - шепот становился все глуше и неразборчивее, синьор Позуолли силой привлек девушку к себе, спуская с плеч невесомую сорочку, - не бойся, позволь мне… Мысли и слова путались, как в горячке, и ему показалось, что сказано достаточно, более чем достаточно для того, чтобы пугливая скрипачка приняла эту неизбежность, поддалась, уступила его желанию.
Мария Мезарди: Первым желанием было попытаться вырваться, заплакать, взмолиться или даже ударить, но Мария не сделала этого. Она уже просила своего деверя и своего племянника, которые молчаливо соглашались, но потом продали ее; она просила синьора Скалатти, но не досталась ему то ли по капризу судьбы то ли по желанию человека, чья воля была не в пример сильнее ее собственной; она просила сегодня уже синьора, который сейчас прижимал ее к себе, но он вновь пришел заявить на нее свои права... - Я не боюсь и вы… вы не противны мне, - она заставила себя расслабиться в объятьях Позуолли , - после того, как вы тогда отступили и ушли… - «обещать сейчас все, что угодно, только бы он сейчас отпустил», - но зачем вы пришли сейчас? Я устала, мне нужно привыкнуть, - «завтра я убегу отсюда, Бог не допустил, чтобы со мной сегодня сделали что-нибудь ужасное, он и не допустит», - завтра… все будет по-другому.
Фабио ди Манторио: - Я не утомлю тебя, ты привыкнешь, - шепот тонул в нетерпеливых поцелуях, - не противься!.. Он не давал ни ей, ни себе возможности остановиться. Мужское, требовательное, бескомпромиссное подчинило себе рассудок, с легкостью отбрасывая обещания, данные Марии несколько часов тому назад. Он силой удерживал ее, чувствуя ее подспудное сопротивление, напряженную спину, не позволяя отодвинуться, губы скользили по тонкой шее, спускаясь ниже, рука торопливо сдернула с груди последнее символическое прикрытие, обнажая совершенное творение природы. Он коротко, болезненно вздохнул, отстраняясь на мгновение, чтобы вобрать в себя эту сияющую, пугливую красоту и зацепился за какое-то украшение, похоже, крестик, висящий на тонкой шелковой бечевке. Голубоватый камешек тускло блеснул в его руке. Барон ди Манторио машинально приблизил его к глазам, и вздрогнул, почувствовав, как гулко, стремительно падает сердце. Руки разжались, отпуская застывшую в его объятиях юную женщину. - Откуда это у тебя?
Мария Мезарди: Разве можно будет когда-нибудь привыкнуть? Это невозможно, ведь сейчас она не испытывала ничего, кроме желания не чувствовать на своей коже ни этих поцелуев, ни этих прикосновений. Как неприятно и неловко видеть чужое желание, если ему не отвечаешь, словно становишься свидетелем непристойности. Это надо было прекратить… Мария положила синьору ладонь на плечо, чтобы оттолкнуть его. Это был бы смешной жест, нелепый своей бессмысленностью, но если бы потом мужчина попытался применить силу, то и вырываться бы она стала, уже не стесняясь, со всей силой своего нежелания. Но неожиданно объятия рассыпались. - Что это? – недоуменно переспросила Мария, краснея от того, куда уперся взгляд синьора и стараясь прикрыть руками грудь. Она опустила глаза и поняла – злополучный крестик, о котором ее уже сегодня спрашивали. С ним связана какая-то нехорошая история, и он слишком многим оказывается знаком… - Он попал ко мне случайно. Он не мой. Это… подарок, от которого я не имела права отказываться.
Фабио ди Манторио: Он отодвинулся, впиваясь темными глазами в белое лицо Марии. Вспышка узнавания, схожесть нищей скрипачки с Анной, теперь крестик его покойной маленькой дочери… Наваждение не желало отпускать, подбрасывая новые головоломки и с легкостью разрушая им же построенные умозаключения. Ей кто-то подарил его, это совпадение… - Подарок? – болезненное недоумение в прокурорском голосе захлестнуло растаявшие страстные нотки, - это вещь тебе не принадлежала? Ты ее получила в подарок? Давно? От кого? Отвечай! Чуткое ухо уловило едва заметную заминку, сопротивление в неуверенном ответе Марии – догадки хлынули роем, опережая друг друга и отринув здравый смысл. Кто мог подарить ей крестик, снятый с погибшего от рук наемных головорезов ребенка? С ребенка единственной женщины, которую он любил? Он не видел дочь мертвой… Случайность ли это или часть чьего-то хитроумного плана? Говорит ли она правду?! Стоит ли вообще верить всему, что говорит это девочка с ликом мадонны? Может, за этой сияющей оболочкой - лишь гниль и труха? Сомнения смутно зашумели в голове, но ни единый мускул не дрогнул на его лице, лишь жестче стали глубокие складки у рта. Свеча на столе прощально вспыхнула, догорая, роняя с подсвечника на столешницу капли расплавленного воска – и погасла, погрузив комнату в серый предрассветный полумрак. Лицо Марии смутным серым пятном маячило перед ним, и он схватил ее за плечи дрожащими от напряжения пальцами и притянул ее к себе, резко, требовательно, приблизившись к ней вплотную, не замечая более сияющей наготы молочно-белой груди, и выдыхая в побледневшие от страха губы: - Отвечай.
Винченцо дель Боско: Перед рассветом на мир отпускается чуткая тишина, усыпляющая даже самых надежных сторожей безмолвием природы: ослабевает ветер, замолкают ночные птицы, бледнеют звезды, затихает прибой. Любой шум, - даже шорох гравия под копытами, даже тихое журчание фонтана, - кажется оглушительным. Ровно как и шепот любовников, выбравших предрассветную пору временем своих утех. Вилла Пиния казалась погруженной в сон, и всадникам, разделившим на двоих одно конское седло, никто не помешал подобраться под самые окна большого, заплетенного по стенам плющом дома. Окна первого этажа были закрыты ставнями, на втором, единственным спасением от июньской жары, свободно блуждал ленивый ночной ветер. Двое мужчин задрали головы, напряженно всматриваясь в темные оконные проемы в поисках хотя бы малейшего признака жизни. Наконец Бертуччо молча указал хозяину на проблеск света, мелькнувший из-под потревоженных ветром портьер. Затем, подтверждением только что рожденной догадки, со второго этажа прозвучал мужской голос, шепот, который ночь, многократно усиливая, сделала доступным тем, кто продолжал чутко прислушиваться, ожидая внизу. Слов разобрать было невозможно, но дель Боско нужно было только направление. Я поднимусь тут, спасибо архитектору, возлюбившему лепнину, - прижав губы к самому уху слуги, прошептал он. – Ты позаботься о двери. Маркиз понимал, что, если он найдет Марию, спуститься тем же путем, каким сейчас он намеревался подняться, им не удастся. - Да, синьор, - блеснув глазами, Бертуччо исчез в темноте, ступая на удивление бесшумно. Конь тихо всхрапнул, и Винченцо быстро прикрыл скакуна ноздри ладонью. - Ш-шш, тише. Хотя все равно очень скоро ему предстояло начать шуметь, раз господь не определил людям крыльев, а значит, не дал и возможности бесшумно воспарить в желанное окно. Вместо того, чтобы соскочить с седла, маркиз поднялся на лошадиной спине во весь рост, поставил ногу на витиеватые лепные завитки, украшавшие сверху оконную раму первого этажа и потянулся выше, спеша взобраться на крошечный декоративный балкончик, узкий, не шире пары ладоней, но зато забранный узорной чугунной оградой, удерживаясь за которую уже совсем нетрудно будет перемахнуть через подоконник и забраться в комнату. Винченцо послышалась, что кроме мужского голоса, он слышит тихий и умоляющий женский, затем свет, словно поторапливая маркиза, погас. Резко оттолкнувшись ногой от стены, дель Боско, подгоняемый целым сонмом демонов, одолел балкончик и нырнул в полумрак, в котором, любезностью зарождающегося утра, все же достаточно оказалось света для того, чтобы разглядеть сжавшуюся на постели девушку и требовательно нависающего над ней мужчину.
Фабио ди Манторио: Голова гудела от возбуждения и неприятных предчувствий, словно неутихающий соборный колокол, но даже сквозь этот гул он услышал смутный шорох за спиной, почувствовал прохладное касание свежего ночного бриза и – шум распахнувшегося окна. Фабио резко обернулся, скорее машинально, нежели в самом деле ожидая увидеть того, что вдруг соткался из серебристо-розовой предрассветной пустоты. Привыкая к сумраку спальни, угрожающая тень замерла на мгновение, достаточное, чтобы прокурор успел разглядеть светлую сорочку, в сером рассеянном свете отливающую густо-сиреневым, и черную маску на лице нежданного визитера. Подозрения еще не успели оформиться в его голове во что-то внятное, лишь мелькнула погасшая во всполохах возмущения гадкая мыслишка – неужели девица всего лишь сообщница ночных налетчиков, но тело, некогда привычное подобного рода упражнениям, зазвенело, как натянутая струна, и барон, бесцеремонно ухватив Марию за талию, скатился с кровати. Он не оценивал диспозицию - да и очевидно было, что синьор Позуолли, босой, в ночной сорочке, нелепом колпаке и полуголой куртизанкой, повисшей на одной руке, выглядит много печальнее, чем вооруженный грабитель. От двери в коридор их отделяла широкая кровать и угрожающе поблескивающая сталь в руках мужчины в маске. Не было времени ни на что, не было уверенности, что грабитель пришел один – скорее всего, есть сообщники. - Пьетро! – от грохота прокурорского баса задрожало оконное стекло, и вслед за этим, толкнув Марию в кресло, барон ди Манторио с силой метнул подсвечник с дымящимся свечным огарком, целясь в белеющую грудь налетчика.
Винченцо дель Боско: Маркизу понадобилось несколько мгновений на то, чтобы сориентироваться в комнате, в которой он оказался. Сказывалась нехватка опыта ночных вторжений в дома честных неаполитанцев. Этой малости, короткой, как падение пары песчинок в песочных часах, все же оказалось достаточно для того, чтобы быть замеченным. Стоило отдать должное проворству хозяина. А вот это можно было сделать по-разному. Особенно после того, как в Винченцо врезался направленный рукой повелителя гарпий тяжелый бронзовый снаряд. Дель Боско не успел полностью уклониться, рефлекторно вскинул руку, защищаясь, и коротко вскрикнул от боли. Угоди этот подсвечник ему в голову, приключения его сиятельства можно было бы счесть оконченными. Не дожидаясь того радостного момента, когда таинственный знакомец синьоры Кармагнолы отыщет еще что-нибудь, чем он сможет защитить себя, гость бросился вперед, по ходу отшвырнув с дороги изящный ночной столик. У него имелось преимущество в три фута первосортной толедской стали, и Винченцо без колебания пустил его в ход. Он, пожалуй, заколол бы резвого синьора, если бы не таинственный Пьетро и прочая челядь виллы, что могла поджидать его с другой стороны двери. Поэтому клинок дель Боско угрожающе уперся в грудь королевского прокурора, бурно вздымающуюся под тонким полотном ночной сорочки. Слегка уколол, и… остановился. Повелитель гарпий успел кликнуть слуг, но те, если фортуна благосклонна к налетчикам, дремлют и проснутся не сразу. Это время стоит использовать с толком. - Больше не единого движения, синьор. И не единого звука, - потребовал Винченцо хрипло. – Мария, подойди ко мне. У маркиза не было ни малейшего сомнения в том, что женщина в кресле – синьора Мезарди. Ее он мог узнать, казалось, по самым смутным очертаниям, по дыханию, по участившемуся внезапно стуку собственного сердца.
Мария Мезарди: Вжавшись в кресло, Мария смотрела на происходящее. Неожиданно она оказалась не в опасной близости от прокурора, а под его защитой. В который раз за этот долгий день яркой вспышкой явилась мысль - бежать. Бежать, пока ворвавшийся разбойник, не сводящий глаз с хозяина, не может схватить ее. Сначала она услышала свое имя, потом поняла смысл сказанного. Мария резко выпрямилась в кресле и посмотрела на ворвавшегося на виллу. Откуда он знает ее имя? Кто он? Удивление, столь сильное, что полностью заслонило собой страх, отразилось в ее глазах и сменилось и вовсе замешательством. Чуткий музыкальный слух скрипачки, умеющий угадывать не только знакомого уже человека по его голосу, но даже и его настроение, не мог ошибиться теперь, когда она услышала несколько слов, произнесенных мужчиной, в объятиях которого провела прошлую ночь. Пусть даже и хриплость в его голосе происходила совсем от других причин. Легкое сомнение, что узнавание может быть ошибочным, было отброшено - конечно, это был он. Вопросы почему и зачем еще даже и не подумали явиться. "Вы? Но как?" - едва не вскрикнула Мария, но вовремя спохватилась: на разговоры не было времени, и разве ей стоит ждать опасности от маркиза? Она поспешно встала с кресла и тихо вскрикнула оттого, что пряжка ее туфельки впилась в босую ногу - жестокое напоминание о стороне жизни, что является еще более практической, нежели спасение от нежеланного плена. Всего пара мгновений, чтобы обуться и вновь натянуть на плечи рубашку, и она уже оказалась за спиной Винченцо, стараясь не смотреть на лицо мужчины, к груди которого был приставлен клинок.
Фабио ди Манторио: Барон ди Манторио выпрямился, тяжело дыша, напряженным телом, кожей чувствуя холодную сталь клинка, проследив молча, как Мария змейкой скользнула за спину неожиданного спасителя. Зубы бессильно скрипнули, темные глаза впились в закрытое черным шелком лицо налетчика. Мужчина, довольно высокий и худощавый - говорил хрипло и отрывисто, но что-то смутное, в звучании властных обертонов, в правильности речи убеждало прокурора в его подозрениях. Дьявол, полковник дель Боско говорил о благородном грабителе, напавшем прошлой ночью на карету его дочери! Имя, он называл имя! Горячечно мельтешащие мысли не успели оформиться во что-то внятное. Раньше, чем Фабио успел подумать, он почти машинально наклонился вперед, на направленное ему в грудь острие, пружинисто перенося вес на правую ногу и чувствуя, как по босым ступням гуляет прохладный утренний ветер. Липкое болезненное тепло расплылось по сорочке бурым пятном. Ноздри крупного прокурорского носа судорожно дернулись. - Ну?.. – не разжимая квадратного рта, выдохнул он, с ненавистью глядя на непроницаемую черную маску, - вы рассчитываете уйти отсюда живым, синьор? Последние его слава были заглушены грохотом - дверь стремительно распахнулась, отлетев к стене, и в проеме появился сонный Пьетро, изумленно вертя головой, а в коридоре послышались крики и дробный топот ног по лестнице. - Синь… - слуга запнулся, расширив глаза, и попятился, пытаясь сорвать со стены тяжелый бронзовый канделябр. Вязкая тишина взорвалась криком, - Паоло, неси оружие, тут грабитель!
Винченцо дель Боско: Если бы Винченцо больше смотрел не на Марию, а на повелителя гарпий, он сразу узнал бы того, чье имя так и не прозвучало из уст держательницы дома терпимости. Но нагота синьоры Мезарди, скорее подчеркнутая, чем скрытая тонкой сорочкой, притягивала его взор, подобно магниту. И лишь когда хозяин виллы Пиния заговорил снова, в светлых глазах незваного гостя, - единственной особой примете, что не могла скрыть баутта, - мелькнуло изумленное узнавание. Без камзола, без парика, босой и в нелепом ночном колпаке, первый законник королевства выглядел нелепо и неуместно. И все же это был именно он, барон и королевский прокурор ди Манторио. Рука «разбойника» едва заметно дрогнула, и это изумление стоило Фабио еще одного болезненного укола в грудь. Алое пятно на сорочке барона увеличивалось с пугающей быстротой, хотя до безвременной кончины синьору конечно же было еще далековато. - А вы рассчитываете, что ваша прислуга меня остановит? – почти с насмешкой спросил гость. И тут же рявкнул на крикуна, призывающего остальную челядь к оружию. – Пьетро, вели своему дружку Паоло спуститься вниз и отпереть дверь. Твой хозяин проводит меня во двор. Так ведь, синьор? Для убедительности он уколол свою жертву еще раз. Без всякого сострадания: обнаженные плечи Марии не оставляли в душе Винченцо места для подобного чувства к ее обидчику. - Шевелитесь, ваша милость, а то как будто вы не выспались! Из коридора послышался короткий звук борьбы, сдавленный возглас и глухой стук. А затем оглушительно хлопнул пистолетный выстрел. Бертруччо предпочел обозначить свое появление с особой помпой.
Фабио ди Манторио: Фабио не чувствовал боли, лишь сквозняк, гуляющий по спальне, ожогом холодил грудь, прикрытую тонкой сорочкой, на которой стремительно росло алое пятно. Выстрел разорвал в клочья остатки предрассветной тишины. Он шевельнулся, ощущая краткое синхронное движение стали, и холодок там, где обжигающий металл касался воспаленной кожи, и машинально отмечая победный блеск в светлых, странно-светлых глазах налетчика, мелькнувший в прорезях бауты. - Вы пожалеете об этом… ваша милость, если успеете, - проскрежетал прокурор сиплым басом, настороженно замирая и прислушиваясь к грохоту внизу. Пьетро, не дожидаясь приказа хозяина, качнулся к двери – но - внезапно, застыв на мгновение, ощерился зло и метнулся обратно, держа на взмахе кулак с зажатым в нем бронзовым канделябром, словно топором наперевес, и ухватил холодными скользкими пальцами за руку женщину, что испуганно жалась к спине грабителя. Дернул к себе – словно куклу, и яростно взвизгнул, отступая назад, перехватывая локтем тонкую шею и прикрываясь бледным телом: - Синьор, я девку держу! В один миг, пока еще не остыло отраженное в потолке эхо от заложившего уши крика, барон ди Манторио резко отшатнулся от шпаги налетчика. - Отпусти, - приказал он, болезненно сморщившись. - Пусть идет.
Винченцо дель Боско: Почувствовав холод там, где мгновение назад к нему прижималось нервически вздрагивающее женское тело, Винчнцо обернулся, не думая, не рассуждая, не слушая ни крика слуги, ни приказа его хозяина. Если Пьетро полагал, что мужчине можно легко укрыться за спиной хрупкой девушки, он просчитался, не принимая во внимание те самые три фута стали, что последние триста лет наносили благородным господам урона больше, чем изнурительные европейские войны. Маркиз дель Боско сделал быстрый выпад, - безмолвный ужас в широко распахнутых глазах Марии всколыхнул в его сердце бешенство, черное и безжалостное, - и лезвие шпаги, пронзив полупрозрачную женскую сорочку и пройдя в паре дюймов от кожи скрипачки, но не коснувшись ее, глубоко вонзилось в бок Пьетро. Желание поквитаться заодно и с господином, слуги которого служат ему столь дурно, мелькнуло, и пропало. Он явился сюда не за этим. Раненный захрипел, тяжело оседая на пол, и маркиз подхватил синьору Мезарди за талию прежде, чем Пьетро, падая, увлек ее за собой. Дохнул теплом в рассыпавшиеся волной темные волосы: - Не бойся. К черту прокурора.
Мария Мезарди: Мария, почувствовав на своей руке сжавшие ее крепко пальцы Пьетро, попыталась схватиться за руку маркиза - тщетная и запоздалая попытка: она лишь скользнула по тонкой ткани рубашки, и ее безжалостно и без лишних церемоний оттащили назад. Мария вскрикнула, но звука не получилось - слишком сильно сдавило ей горло - и только смотрела полными ужаса глазами на маркиза. Она не сразу поняла, что означают хрип Петро и тяжесть, словно наваливающаяся и тянущая куда-то вниз, только подумала, что это, наверное, силы решили покинуть ее, отпуская в забытье, когда Винченцо подхватил, не давая упасть, и она вновь услышала его голос, на этот раз совсем близко. - Я не боюсь, - едва слышно прошептала Мария, больше всего опасаясь, что рука, сжимающая сейчас ее за талию, вдруг ослабит объятие.
Винченцо дель Боско: Синьор? – послышался из коридора звонкий и нетерпеливый окрик Бертуччо. И дель Боско, следуя на этот голос, бросился вон из комнаты, увлекая за собой ту, что он сегодня так долго и настойчиво искал. - Кого это вы? – деловито осведомился сообщник, разглядев, что клинок хозяина влажно отливает алым. - Слугу… - Эко опасно стало нынче служить в приличных домах. - Попридержи язык. И держи мою шпагу. Винченцо чувствовал, что силы Марии на исходе, поэтому попросту подхватил скрипачку на руки, перепоручив Бертруччо привилегию защищать их обоих. Но, то ли прыти у преследователей поубавилось, то ли девица из дома терпимости оказалась права, утверждая, что на вилле «всего пара слуг», прибегать к силе больше не пришлось. Кто-то из не до конца проснувшейся прислуги, возможно, кучер синьора Позуоли, пальнул в них уже в холле, но, - спасибо спешке и ненадежности кремнёвых пистолетов, - промахнулся: пуля угодила в дверной косяк за мгновение до того, как до двери добрались беглецы. - Вергилий! – тихо позвал маркиз своего любимца, и конь с радостным ржанием покинул клумбу, где он угощался ранним завтраком на горе местному садовнику и примчался к хозяину. Дель Боско торопливо подсадил в седло Марию, затем вскочил сам, и Вергилий послушно понес их обоих к воротам, туда, где маркиза дожидалась карета.
Фабио ди Манторио: Прокурор бросился к упавшему Пьетро, зло и коротко выругавшись. Слуга был жив, хотя рана – плохая, глубокая, под правым ребром, стремительно набухающие темной кровью рубаха и куртка, не оставляли ему никаких шансов. Он поскуливал тихо и растерянно, но сознания не терял, и Фабьо, сотни раз видевший смерть, отвернулся, не в силах смотреть в больные, собачьи глаза слуги, которые пытались в чернильной пустоте, разверзшейся перед ними, поймать крохотную надежду на спасение. Топот бегущих ног – и в комнату ворвался Никколо, неся зажженные свечи, уже почти бесполезные – рассвет, проникший в спальню через потревоженные занавеси, окрасил пол и стены в светло-розовые тона. - Они ушли, синьор, - Никколо уставился на неподвижно-серую маску - там, где вчера сияла розовощекая хмельная улыбка на лице лежащего лакея, - и увели… унесли с собой женщину. Паоло ранен в правое плечо, неопасно, а вы? У вас кровь, ваша милость… - Я знаю, - высеченное из камня лицо барона ди Манторио шевельнулось, - позови Симону, пусть приберет здесь, и съезди за священником. Пустяки, царапина! Он властно вскинул руку, предупреждая желание кучера помочь присесть хозяину. На лбу и висках выступила испарина. - Пусть мне сделают кофе. Я поговорю с Паоло. И немедленно закладывай карету, - синьор Позуолли говорил коротко, мучительно сжимая зубы. Не от боли – от холодного, клокочущего в груди бешенства. Он вспомнил. Полковник дель Боско назвал имя. Алессио Ферранте.
Мария Мезарди: Само бегство было как в тумане. Запомнилось только, как она споткнулась, зацепившись за что-то краем рубашки и как руки Винченцо вновь не дали упасть, подхватили, не заметив легкого протестующего жеста, и вынесли из дома: ей осталось только прижаться крепче, обвив его шею руками, так что можно было услышать и почувствовать стук его сердца. Перед глазами видением остался повалившийся на пол Пьетро, чья рука, прижатая к боку, объясняла все - и разорванную ее сорочку, и неожиданно обретенную свободу. "Убил или нет?" - вопрос, неожиданно всплывший в голове, когда Мария оказалась в седле, но быстро сменившийся все еще удивленным "он здесь, и это не сон", как только его дыхание коснулось ее волос, и, наконец, вновь "Но как?", когда за оградой замаячила дожидающаяся карета. Оказавшись вновь на земле и так близко от Винченцо, что можно было разглядеть цвет его глаз, Мария уже почти задала так сильно волнующий ее вопрос, но сдержалась - время и место для вопросов были очень неподходящими. Она шагнула к распахнутой карете и... встретилась с изумленным и любопытным взглядом сидящей там Кармелы. Наконец вступившее в свои права утро, чей свет бесстрастно высвечивает все детали, не ретушируя и не скрывая их, явил в полной красе девицу из заведения синьоры Кармагнолы со сбившейся прической, лицом, яркие краски на котором уже давно смешались в некоторое сложноразличимое месиво, осыпающейся пудрой и едва ли что скрывающим платьем. Мария резко обернулась к маркизу и, забыв о всяком благоразумии, твердившем, что промедление грозит обернуться очередной порцией неприятностей, проговорила наконец давно вертевшиеся в голове слова: - Вы здесь... почему? - она смотрела прямо в прорези маски, но, услышав за спиной недвусмысленное фырканье Кармелы, смутилась и опустила глаза, отчего все в том же свете летнего утра ей предстал ее собственный наряд - тонкая сорочка, разорванная в нескольким местах - по сравнению с ней платье Кармелы могло показаться верхом приличия.
Винченцо дель Боско: Почему? Именно этот вопрос Винченцо и сам собирался задать синьоре Мезарди с того самого момента, как узнал, что она покинула его дом. Но теперь, под прямым и требовательным взглядом женщины, ставшей причиной всех этих безумств, дель Боско почти растерялся: то, что он мог бы ей сказать, не предназначено было для зрителей, пусть даже случайных. Слова, что высшим откровением срываются с губ во время акта любви, вульгарны и банальны за пределами алькова, они способны разве что оборвать зевок у проведшего всю ночь на козлах кучера или рассмешить проститутку. И все же, почему? Маркиз торопливо дернул ленту, удерживающую бауту. Губы его сиятельства дрогнули в предвкушении. Возможно, это было жестоко по отношению к Марии, избавить ее от объятий синьора ди Манторио и тут же предложить на замену свои, но противиться искушению пронизанной светом сорочки было выше сил человеческих. Он целовал ее с жадностью путника, отчаявшегося в поисках спасительного источника, и вдруг, - о чудо, - приникшего к прохладному роднику. Лаская ладонью напрягшуюся от неожиданности спину, стиснув в кулаке шелковистые волосы на затылке юной скрипачки, пьянея от живительного тепла ее тела, хрупкого, гибкого и бесконечно желанного. - Ты просто не оставила мне выбора, Мария, - наконец выдохнул Винченцо в покрасневшие от его убедительного в своей простоте «объяснения» губы синьоры Мезарди. – Садись в карету. Я… скоро буду. Ему стоило бы вернуться за Бертуччо, резвость ног которого даже перед лицом нешуточной опасности уступала рыси породистого скакуна.
Мария Мезарди: Что она ожидала услышать в ответ, Мария и сама не знала. Историю о ночных происшествиях? Повествование о случайных совпадениях? Подробности собственных приключений, еще ей неизвестных? Но настоящий ответ оказался лежащим на поверхности, простым и объясняющим все и одновременно кажущимся настолько невозможным, что Мария даже не отмахивалась от него, задавая себе вопрос, а не видела, предполагая что любой другой, каким бы невероятным он не был, все же будет менее фантастическим. Ради нее... Тело, которого за минувший день касались руки слишком многих людей, чтобы схватить, швырнуть, одеть по своему усмотрению, вновь, уже привычно, натянулось струной, как будто опять готовясь пережить неприятный, но неизбежный момент, и вдруг дрогнуло и подалось навстречу объятиям, признавая за Винченцо безоговорочное право обнимать, а губы ответили на поцелуй еще до того, как Мария поняла, что хочет этого. - Это у меня не было выбора, - словно очнувшись от сна, запоздало прошептала синьора Мезарди, увы, уже спине Винченцо. Она прислонилась к распахнутой двери, не отрываясь смотря на удаляющегося маркиза. Сзади донеслось покашливание, Мария обернулась и увидела Кармелу, о существовании которой уже успела забыть. Та сидела тихо, стараясь ничем не напоминать о своем присутствии. За год в "Доме масок" она навидалась разного, и далеко не все стремились к уединению, но даже самые бесстыдные оргии не требовали тайны и не вызывали у нее чувства неловкости за свое нежелательное подглядывание так, как простой поцелуй. - Вы бы сели и правда в карету, синьора, а то вдруг быстро надо будет, а вы тут стоите, - Кармела протянула руку, помогая синьоре Мезарди забраться в экипаж. - Мы вас всю ночь искали, - обрадованная тем, что не одна сидит в карете и что, кажется, все может закончиться благополучно, девица пустилась в рассказы о ночном путешествии, щедро расписывая его разочарования и тупиковые дороги. В других обстоятельствах Кармела, возможно, вела бы себя и менее фамильярно, но наряд спасенной синьоры и место, откуда ее вытащили, казалось, давали ей на подобное поведение некоторое право. Мария рассеянно кивала, улавливая из потока речи только отдельные его части, погруженная в свои мысли. Почему она ушла? Ах да... разговор про сладкую сдобу и черствые корки... потом крестик... Что за злая ирония судьбы! Желая избежать неприятного разговора и подозрений маркиза, она сбежала с его виллы, получается, чтобы оказаться в руках другого мужчины, чьи объятья пугали, но который спрашивал про этот же злополучный крест. А он приехал сюда ради нее... Ей надо что-то сказать ему. Но что? Слова благодарности? При этой мысли Мария усмехнулась. Любые казались слишком пустыми и ненужными, даже неуместными, с какой бы горячностью она их не произнесла. - Вот как? - обратилась она к Кармеле, явно ожидающей какой-то ее реакции на свой очередной пассаж, на самом же деле с тревогой вглядываясь и силясь увидеть за оградой все не появляющегося Винченцо.
Винченцо дель Боско: Собак так и не спустили. А может, на вилле их и не было. Так что невольный похититель женщин с запоздалой иронией предположил, что господин королевский прокурор, действительно, не верит в бесчинства неаполитанских разбойников. Что ж, после сегодняшнего утра ему, пожалуй, придется переменить свое мнение. Обрадованный нежданным великодушием хозяина, запыхавшийся от быстрого бега слуга так ловко вскочил в седло позади дель Боско, что Винченцо с усталым великодушием подытожил: - Бертуччо, висельник, отправляйся в делла Корте на Вергилии. Предупреди Парролио, что я возвращаюсь не один. Скажи ему… что все уладилось. Сам маркиз спешился в шаге у кареты, и тут же приказал напрягшемуся с кнутом в руке кучеру: - Гони! Теперь им нужно было оказаться как можно дальше от чугунных ворот с гарпиями. И как можно скорее. Две женщины чинно сидели напротив. Причем вторая олицетворяла то, во что могла бы со временем превратиться первая стараниями безжалостной чужой воли, и сердце Винченцо невольно сжалось одновременно от нежности к одной и жалости к другой. – Держитесь, дамы, нас будет трясти, - предупредил дель Боско, обнимая за плечи Марию и протягивая руку Кармеле. Неаполитанские дороги равно дурны и для погонь, и для бегства. - Я выкупил у ростовщика твою скрипку, - шепнул он на ухо синьоре Мезарди, походу осторожно касаясь губами тонкой голубой жилки на виске молодой женщины. – Уверен, ты хотела бы получить ее обратно.
Мария Мезарди: - Скрипку? - удивилась Мария и нахмурилась. - Ее успели заложить ростовщику? Когда она потеряла скрипку? Наверное, когда ее втащили в карету. Альфонсо успел забрать ее. Кто же еще так быстро осознал бы ценность полученной вещи? Она не стала называть имя Альфонсо, не зная, осведомлен ли маркиз о его участии в том, что с ней случилось. Вовсе не из остатка хороших чувств к племяннику, а оттого что это казалось слишком постыдным. Несмотря на путь, каким она оказалась в палаццо делла Корте, вчерашняя дорога, начавшаяся с предательства тех, кого она долго считала своей семьей, и в которой встретились и разбойничья карета, и "Дом масок" был гораздо более отвратительным. Что можно думать о женщине, чей жизненный путь становится вдруг столь извилистым и сомнительным? Еще недавно она не сомневалась бы, как надо ответить на этот вопрос. Видимо, как и ее родственники, позволяя разбойникам схватить ее на улице. - Вы успели найти скрипку... - Мария улыбнулась и вздохнула, - вы все успели, ваше сиятельство, - она покосилась на Кармелу и уютно поежилась под рукой маркиза. - Еще никто в моей жизни не появлялся так вовремя.
Винченцо дель Боско: Если бы девица из заведения Кармагнолы не была скорее раздета, чем одета, Винченцо, видит бог, отправил бы ее прокатиться на облучке вместе с кучером. Эгоизм возлюбленного сражался в его душе с великодушием, которое Кармела, несомненно, заслужила, и с неохотой сложил оружие. - Это было непросто, кара миа, - с небывалой лаконичностью маркиз подвел итог своим многочасовым поискам, в которых надежда сменялась отчаянием, а день – ночью. - Признаться, мне не хотелось бы, чтобы подобные приключения входили у нас в привычку и тем более становились образом жизни, - добавил он, польщенный простодушным признанием Марии, и все же желающий более надежных гарантий на будущее. – Пообещай, что больше не станешь исчезать так, как вчера. Многие неаполитанские красавицы были бы до глубины души удивлены, слушая этот разговор. Привычное светское высокомерие оставило синьора дель Боско, и странное ощущение некой душевной наготы повергало его сиятельство в смущение. Он больше не желал уподобляться тем, кто брался определять судьбу синьоры Мезарди без ее согласия, хоть это и казалось разумным и естественным, учитывая его возраст, происхождение и положение. - Я виноват, мне не стоило оставлять тебя одну в неизвестности, - тихо продолжил Винченцо, и ладонь его, лежащая на плече Марии напряглась, словно решая, удержать или отпустить. - Но случаются обстоятельства, над которыми не властны даже вельможи. Я должен был уехать. Но ты.. Ты… Разве ты должна была уходить?
Мария Мезарди: - Я ушла, потому что... И почему? Повисло молчание, которое в замкнутом пространстве кареты, где было слышно дыхание троих, казалось и особенно значимым и особенно напряженным. Фра рассказал про крестик - небольшая вещь, которую узнают слишком многие - и она испугалась. Но только ли поэтому? Ведь все можно было объяснить... Убегать было глупо - найти ее, если бы пало на нее какое-нибудь подозрение, не представляло никакого труда. Она не понимала этого тогда? Слишком испугалась? Да, но не оказаться виноватой... все подозрения, на которые намекал фра Леон только высветили ее истинное положение в доме маркиза, о мимолетности увлечений которого ей тоже сказали. Она ушла до того, как ее чуждость вилле делла Корте окажется написанной в глазах Винченцо. А он не хотел, чтобы она уходила... Он искал ее, и теперь просит не исчезать... - Я не думала, что я осталась в неизвестности, ваше сиятельство, - Мария покосилась на Кармелу, с преувеличенным вниманием уставившуюся на занавеску, словно на ней были нарисованы пробегающие за окном пейзажи, - после ночи я должна была... я думала, что должна была... вернуться домой. Мне казалось, так правильно. Пойти туда, где я живу... Поэтому я смогла уйти. Мария грустно улыбнулась, нежно провела рукой по волосам и лицу Винченцо, забыв о присутствии в карете третьего, и прошептала: - Вы не знаете, как сложно было заставить себя не вспоминать вас.
Винченцо дель Боско: - Вспоминать? Мне не нравится это слово. Думай обо мне. Винченцо едва не задохнулся от комом подступившей к горлу нежности. Неловкие девичьи признания обладают одним, искупающим все прочие огрехи достоинством, они искренни. И, даже если бы циничный жизненный опыт удержал его от желания безоглядно верить словам, тело, особенно столь юное и неискушенное, не способно лгать. Вздрогнув от накатывающего неумолимо, подобно океанскому приливу, желания, маркиз накрыл женские пальцы, ласкающие его лицо, своей ладонью, поднес к губам, невесомо целуя тонкое запястье. - Думай обо мне, Мария. Потому что я больше не позволю тебе ни на минуту забыть обо мне. Потому что… Карету тряхнуло на ухабе, и забористое ругательство кучера вернуло дель Боско в действительность. В которой помимо их двоих существовал целый мир, и в частности накрашенная девица, которой маркиз обещал благодарность и покровительство. - Ты исполнила свою часть нашего уговора, красавица, - ободряюще улыбнулся он деликатно помалкивающей жрице любви, теперь уже по всей вероятности бывшей. Предпочитая забыть о том, как они полночи плутали в поисках нужной дороги. – Теперь мой черед. Проси, что хочешь, счастливые люди великодушны вдвойне. Его камзол все еще укрывал плечи Кармелы, и ее простоватая мордашка, обезображенная слоем ночной косметики, внезапно напомнила Винченцо о неком синьоре, так же мало являющимся синьором, как и эта обряженная в его одежду куртизанка. А что если… Паоле Фьорелли нужна служанка, как девушке, и слуга, как подобает молодому человеку. И тот, и другая рано или поздно проболтаются, и тайна синьора Гвидо обернется фарсом, который ударит в первую очередь ему самому, а во вторую по тем, кто ему помогает. А что если?...
Кармела: Созерцающая уже не меньше получаса расцветку на занавесках Кармела даже не сразу поняла, что обратились именно к ней, и только многообещающее "проси, что хочешь" вывело ее из состояния необычной задумчивости. А что ей нужно? Всего ничего - никогда больше не возвращаться в "Дом масок" и чтобы никто и ничто не напоминало ей о жизни в заведении синьоры Кармагнолы. А вот для этого уже было нужно очень много. - Мне нужны деньги, - без всякой заминки сообщила Кармела самым будничным тоном, и глаза ее смотрели на маркиза со всей серьезностью. - Чтобы все было теперь по-другому. И не в Неаполе. Мне синьора теперь жизни спокойной не даст... Корво меня когда-нибудь отыщет.
Винченцо дель Боско: - Сколько тебе лет? – под слоем белил и румян определить это не представляло возможности, но упругие прелести, едва прикрытые соблазнительным нарядом, наводили на мысль, что обладательница их еще очень юна, возможно даже ровесница Марии. – Откуда ты родом? Ты бывала когда-нибудь за пределами Неаполя? В желаниях девицы практичность переплеталась с наивностью, но то, что ее будут искать, Кармела подметила верно. Господин прокурор не оставит обиду, нанесенную ему сегодня ночью, без возмездия. Синьор Позуоли не таков. А значит, он наведается и в «Дом маскок». Запоздало Винченцо пожалел, что так мало внимания уделял собственному инкогнито при посещении дома терпимости. Впрочем, его защищали имя и титул. Ведай он, что хозяин виллы Пиния, не «таинственный синьор» а барон ди Манторио, кто знает, как повернулось бы дело. В любом случае Кармела – нежелательная свидетельница и дурной пример для подражания. Кармагнола захочет ее наказать, ее приятель-разбойник с толком возьмется за дело… Бедная девочка. - Куда ты хочешь ехать? В другой город? В деревню? – продолжил свои расспросы маркиз. - Ты помнишь, что вы воюем с австрийцами, и путешествовать стало небезопасно? Ни один мужчина не упустит возможности продемонстрировать великодушие перед любимой женщиной. Не будь в карете Марии, Кармела получила бы увесистый кошелек, добрые напутствия, и затем дель Боско выкинул бы ее судьбу из головы. Но синьора Мезарди, чего доброго, решит, что с подобной бесцеремонностью он обходится со всеми… К тому же мысль, еще связно не оформившаяся, но уже зародившаяся в воображении Винченцо, вспыхивала в глубине его серых глаз всякий раз, когда он переводил взгляд со своего камзола на плечах Кармелы на саму Кармелу.
Кармела: - Семнадцать, - после довольно продолжительной паузы ответила Кармела, чуть посомневавшись, не стоит ли возраст прибавить или, наоборот, убавить, - и нигде я никогда не была. Последнее признание выглядело весьма неутешительным, особенно и для самой Кармелы, несмотря ни на ее непоколебимую жизнерадостность. Начать новую жизнь в другом месте, если в этой жизни ничего, кроме лавки булочника и борделя ничего не видела... зато она видела очень много мужчин. Должна же быть от этого какая-то польза. - В другой город. В деревне я ничего не умею, синьор. А до "Дома масок" я в лавке у отца все-все видела и знала. Только сейчас и правда ехать опасно. Мне бы дождаться, когда спокойнее будет. И не одной ехать. Мне одной ничего не сделать, а кому-то, у кого дела вдруг пошли плохо, деньги нужны будут. Вы не смотрите, что мне так лет мало. Я за этот год много чему научилась. Я по глазам сразу вижу - врет мужчина или нет, и обмануть меня не получится. Да, должна же быть от последнего года хоть какая-то польза.
Винченцо дель Боско: - Очень хорошо, - едва не рассмеялся дель Боско, вдохновленный последним заявлением девицы. – В таком случае посмотри мне в глаза и скажи, вру я или нет. Я предлагаю тебе остаться у меня в доме. Но только, видишь ли, твоя хозяйка… твоя бывшая хозяйка знает, кто я такой. Так что и искать тебя станут в первую очередь у меня. Но есть одна лазейка… - Маркиз наклонился к Кармеле, многозначительно разгладив кончиками пальцев богато расшитый серый атлас мужского платья у нее на плече. – Раз ты так хорошо знаешь повадки мужчин, может, на время прикинешься мужчиной? Камзол, как я погляжу, тебе к лицу. А уж искать беглую проститутку среди моих лакеев не догадается ни Кармагнола, ни Корво. А я… Я найду тебе службу. И щедро вознагражу, если некоему молодому синьору придется по душе новый слуга. Впрочем… Он наклонился к небольшому потайному ящику под сиденьем и через минуту протянул Кармеле внушительный кошелек. – Это деньги, что я вез в «Дом масок» для твоей хозяйки, когда надеялся, что она вернет мне Марию. – Пояснил Винченцо. - Тут четыре сотни дукатов. И они твои. Не зависимо от того, что ты решишь. Но я обещаю тебе еще четыре сотни, плюс пристойное жалование и покровительство, если ты примешь мое предложение. Где-то в глубине души синьора дель Боско шевельнулась разжалованная было ирония. Отставная жрица любви в служанках у Паолы Фьорелли? Вполне подходящее наказание для этой маленькой суровой лгуньи, что доставила ему столько хлопот.
Кармела: - Четыре сотни дукатов! - сумма, названная маркизам была для Кармелы такой огромной, что смысл предложения она уловила не сразу. Искушение взять деньги и исчезнуть сразу было очень велико. Это кто же столько может дать за женщину? Она с удивлением посмотрела на дель Боско, потом на Марию и снова на маркиза. Это же только от каприза такое вывалишь, а капризы - дело очень ненадежное. Сегодня тебя хотят озолотить, а завтра прогонят. Надо взять и попрощаться. Может быть, Кармела именно это бы и сделала, но вовремя вспомнила, что идти ей сейчас некуда, даже и с такими деньгами. Особенно с такими деньгами. Домой путь заказан, да и куда ринутся ее искать в первую очередь? - Ах в мужской наряд? - протянула она, решив уже, что прощаться еще рановато, придется понадеяться на удачу, что желания маркиза дель Боско не очень быстро меняются на противоположные. Где-то она уже слышала про даму в мужском наряде. Ну конечно, за происшествиями этой ночи из ее головы совсем выветрились события предыдущей. Та девушка в мужском наряде живет в доме маркиза. В глазах отставной жрицы любви загорелся огонек понимания. Только вот знает ли сам маркиз про переодевание? Остатки здравого смысла, еще не уснувшие после долгой и непростой ночи, подсказывали, что да, но Кармела решила состорожничать. - Ну, если надо прислуживать молодому синьору, который живет в вашем доме и который был прошлой ночью в "Доме масок", - Кармела многозначительно засопела, - то я вам поверю и соглашусь.
Винченцо дель Боско: - Так ты и об этом знаешь? – бровь маркиза удивленно взлетела вверх. – Ты его видела, того синьора? Он говорил, что живет у меня? Давал понять, что ему нужен слуга? С чего ты решила, что подойдешь ему больше других? Барон Ферранте упоминал, что остаток ночи, последовавший за якобы стычкой в «Синем петухе», где Фьорелли хотели убить, а сам барон поплатился царапиной на правой руке за свое заступничество за Гвидо, они провели в увеселительных заведениях. Тогда дель Боско не задался вопросом «в каких именно?». И тем более не поинтересовался, чем собственно достойные господа там занимались, благо и от Ферранте, и от Фьорелли заметно разило перегаром. Теперь вопрос Кармелы проливал свет на минувшие события, но при этом порождал множество новых вопросов. Ферранте отвел синьорину Паолу в дом терпимости? Брависсимо! Однако, он так и не разгадал незамысловатый секрет семейства Фьорелли. Иначе во время их утренней встречи вел бы себя иначе. И все же девушка провела в борделе всю ночь. Как и с кем? Уж не с этой ли подозрительно осведомленной девицей? - Что ты еще знаешь о моем протеже? С кем он был там, что говорил, что делал? С кем о нем говорила ты сама? Делать Кармагнолу поверенной еще и этой тайны Винченцо решительно не хотелось. Особенно после событий минувшей ночи.
Кармела: - Про то, что он живет у вас? говорил не он, а другой. C которым он пришел, - уклончиво ответила Кармела и на всякий случай добавила, - при всех. Нет, он не говорил, что ему нужен слуга... Тут она замялась, почувствовав, что подошла к самому главному. Сказать прямо? А вдруг он все-таки не знает? Это невозможно, но каких только чудес на свете не случается. Говорить придется. Только вот как дать понять, что она все знает? Но ничего лишнего не сказать? - Ну... он там был почти только со мной. Мы разговаривали, - она внимательно смотрела на маркиза. - Чего только не узнаешь, когда с тобой разговаривают. Даже если что и пытаются скрыть. Но синьоре я ничего не сказала. Я никогда ей всего не говорила, - Кармела хмыкнула и посмотрела на Марию, - вы же и сами видите.
Винченцо дель Боско: - Вижу. Поэтому и предлагаю. Догадалась, значит. Что ж, уж кому тут догадаться, если не проститутке. Над обликом Гвидо, если у синьорины Паолы, после всего, что с ней произошло в «Синем петухе» хватит мужества продолжать свой маскарад, пожалуй, стоит поработать. Юной девице из хорошей семьи непросто убедительно изображать юношу. Что она знает о мужчинах? А вот эта красотка утверждает, что знает о мужчинах абсолютно все. - Ты девушка наблюдательная. И умеешь держать язык за зубами, - вкрадчиво похвалил Кармелу Винченцо. - Как раз то, что понадобится в услужении у синьора Фьорелли. Он еще очень молод и неопытен… во многих вещах. Мне бы не хотелось, чтобы с ним что-нибудь случилось. Кстати, тот синьор… Ну, который пришел к вам с Фьорелли, он был ранен, так? В котором часу они появились? Судьба неожиданно подбросила маркизу шанс перепроверить часть истории Ферранте. Подозревать сговор барона и проститутки просто смешно, значит, рассказу Кармелы можно верить смело и без оглядки. Винченцо не терпелось убедиться, что статный синеглазый мужчина, выручивший из передряги дочь его друга, не имеет никакого отношения к нападению на дочь его брата. Хотя… Если это желание исполнится, таинтственний разбойник так и останется неуловимым. А значит, опасным для самого дель Боско и тех, с кем он связан узами политического заговора.
Кармела: "Точно знает", - подумала Кармела и посмотрела на маркиза с любопытством. У него в доме живет девица в мужском наряде, а он... слугу ей ищет. Вот ведь как бывает... И ушла, кажется, из борделя, а опять нужно какие-то чудные пожелания выполнять. Судьба, видимо. Она вздохнула, демонстрируя, таким образом, полную покорность перед лицом высших сил. - Умею молчать, - вновь вздох, говорящий, насколько сложно приходится тому, кто вздумал хранить чужие тайны, - это вашему синьору нужно, да... Молчать, поучать и... кажется, защищать. Кармела наморщила лоб, пытаясь припомнить подробности того вечера, чтобы честно пересказать их дель Боско - если уж решила идти к нему в услужение, то это был самый подходящий момент, чтобы начать. - Он был ранен... А пришли они... это еще самое начало вечера было. Они чуть ли не самые первые были. Все девочки почти в гостиной еще оставались. Даже синьора буквально чуть раньше них прибыла. А еще этим вашим... синьором другой синьор интересовался. Пришел вчера утром, увидел его и... в общем, очень зло со мной разговаривал. Денег обещал и пугал тоже. Но я ни про какие тайны не рассказывала, а про не тайны мне и говорить было нечего.
Винченцо дель Боско: Маркизу стоило бы облегченно вздохнуть, - его ожидания оправдались, - но вместо этого Винченцо нахмурился. Если Ферранте и Фьорелли в «Дом Масок» «пришли рано», и барон уже получил к тому времени свою отметину, то вполне очевидно, что его брат Стефано ночью отметил своим клинком кого-то другого. Но вот что еще за расспросы про Гвидо? С какой это стати? Пытать проститутку на предмет того, известно ли ей имя любопытного господина, дель Боско не стал. В домах терпимости имен не называют. Спросил только: - Этот человек, - тот, что угрожал тебе, - был в маске? Если да, дальше и говорить не о чем. Если нет, - ведь случаются же чудеса в подлунном мире, - девица должна была хорошо запомнить обидчика и при случае узнать его. Карета тем временем поехала медленнее, колеса ритмично застучали по брусчатке. Вот и все, они снова в Неаполе. Дель Боско обернулся к Марии которая, во время его разговора с Кармелой не выдавала своего присутствия ни единым движением, с внезапным беспокойством вглядываясь в бледное, - очень бледное, - лицо молодой женщины. Пугающие лиловые тени под глазами, отголосок действия настойки, которой «для успокоения» угостила синьору Мезарди Фьяметта, казались Винченцо несомненным признаком перенесенных скрипачкой страданий. Хотя по правде говоря, с настойкой или без, пережить за минувшие сутки Марии и правда пришлось немало. - Потерпи еще немного, кара миа, - тихо попросил дель Боско, осторожно сплетая пальцы с тонкими пальцами Марии. – Мы очень скоро будем в делла Корте.
Кармела: - Нет, он не был в маске, - и, предупреждая следующий вопрос, Кармела добавила. - Высокий, стройный. Волосы темные, а глаза светлые, и смотрят так... если он злится, то так, кажется, сейчас и разрежут. И еще он про нападение спрашивал. Я ничего ему не говорила, а он вдруг спросил: рассказывал ли синьор про нападение. Я еще тогда подумала, откуда ему про это известно. Теперь Кармела готова была простить Бруно его весьма неприятную и пугающую манеру разговаривать с ней. Нет худа без добра: вчера пришлось бояться, а сегодня можно показать свою полезность. В палаццо маркиза Корво, наверняка без стука не войдет, да даже и носа туда не покажет, что уж о синьоре Кармагноле говорить. Мужской костюм - это, конечно, грех большой, но ничего... не на всю же жизнь. Немножко в нем походит, а потом уж отмолит все. И предыдущий год тоже заодно. Она еще молодая, время есть. Ей бы сейчас только схорониться, а потом так горячо она молиться будет, так искренне, что все простится.
Мария Мезарди: Во время разговора маркиза с Кармелой Мария и правда ничем не выдавала ни своего присутствия, ни своего отношения. Она не знала ни о таинственном синьоре, живущем в делла Корте, ни об обещаниях, данных Винченцо девице из заведения Кармагнолы, но это не значит, что услышанное совсем не касалось ее. Если сухая, почти деловая составляющая беседы и ускользала от нее, то вырисовывающийся к ней фоном смысл она понимала очень хорошо. Винченцо искал ее. Ему пришлось разговаривать с мадам Кармагнолой, вероятно, просить ее. Кто ему рассказал про "Дом масок"? Альфонсо или Сильвио? Что нужно было сделать, чтобы они заговорили? Потом просить эту девицу, обещать ей что-то. И четыре сотни дукатов - деньги, которыми можно было измерить, оказывается, не только количество мешков муки или бутылок вина, но и желание мужчины видеть рядом с собой женщину. Получившаяся картина удивляла, трогала и очаровывала. Маркиз дель Боско сделал для нее слишком много, чтобы она испытывала к нему только благодарность... - Мне сейчас вовсе не плохо, - она слегка пожала в ответ руку и чуть улыбнулась.
Винченцо дель Боско: Значит, все же самонадеянное притворство Паолы Фьорелли принесло желаемые девушкой плоды. Кто-то заинтересовался появлением Гвидо. И не просто заинтересовался, а причастен к нападению на чудом возникшего из ниоткуда наследника состояния и титула Фьорелли. Какая жалость, что этому делу нельзя дать законный ход, покуда в нем больше домыслов, чем доказательств. Какая жалость, что придется и дальше подвергать синьорину опасности… - Очень хорошо, что ты мне это рассказала, - откровенность жрицы любви была кстати, предупрежден, значит, вооружен. – Вы будете бывать с синьором Фьорелли в свете. Увидишь того светлоглазого – сразу ко мне, ладно. Дальше моя забота. «Не слишком ли много забот ожидает вас, ваше сиятельство?» - Безмолвно спросил сам себя маркиз. Теперь, когда Мария Мезарди осторожно и мягко сжимала его руку, отпущенное ему время приобретало для Винченцо некий особый смысл. Оставить Неаполь, удалиться в загородное поместье, увезти с собой женщину и скрипку… Увы, действительность не отпустит его. Политика, война, родственники, люди, которые от него зависят. И все же… Как жаль. Под конскими копытами знакомо зашуршал гравий, за окнами мелькнула гордая белая колоннада и строгий мраморный фронтон делла Корте. Затем карета остановилась, лакей распахнул дверцу, и дель Боско испытал огромное облегчение при виде привычно встречающего его Парролио. - Ваше сиятельство, синьоры… Мажордомо умело сделал вид, что не заметил странного наряда дам, сопровождающих маркиза. Примчавшийся на взмыленном Вергилии Бертуччо уже успел поведать ему кое-какие подробности ночных приключений их господина. Поэтому управляющий стоически изображал соляную статую, покуда синьор дель Боско подавал руку сначала скрипачке, все одеяние которой составляли туфли и потрепанная сорочка, а затем, - виданное ли дело, - девице из дома терпимости. - Вода уже согрета, мэтр Кюльви готов сервировать завтрак, - продемонстрировал полнейшую предупредительность он. – Если вашему сиятельству будет угодно, я позабочусь о синьорине.. хм… Об этой даме, - он указал на Кармелу, прекрасно понимая, что со второй женщиной маркиз вряд ли согласится сейчас расстаться. - Да, конечно. Ступай с ним, красавица, - кивнул Винченцо, не отрывая пронзительного взгляда от Марии. Чего он хочет, было совершенно очевидно. Но у маркиза имелось достаточно оснований сомневаться, что синьора Мезарди желает того же самого.
полная версия страницы